– Он каждый день снимается. Наверняка неплохо зарабатывает.

– Сколько человек смотрят сейчас это шоу? Не так уж много, наверное.

Мэйми не сводила глаз с Ники, играющего в эпизоде. У Ники был особый талант, способ бытия, выходящий за пределы черно-белой сумятицы изображения. Он выделялся, проступал как-то резче, явственнее, свет бил ему в лицо, и оно озарялось, как луна на черном ночном небе.

– Скучаешь по нему? – спросил невзначай Эдди.

– Господи, нет, конечно.

Мэйми посмотрела на мужа и похлопала его по бедру. Прошло несколько лет с того юбилея, но память о двух Карло сохранилась.

– Зачем тогда смотришь?

– Не знаю. Наверное, потому, что он – единственная известная персона, с которой я лично знакома.

– Но он же самозванец!

– То есть ты считаешь его преступником?

– Он притворялся другим человеком.

– Из добрых побуждений. – Губы Мэйми расплылись в улыбке, когда она припомнила, как впервые услышала акцент Ники и как он бросил коверкать язык ради нее.

– Уж и не знаю, каким заклятьем он приворожил всех местных женщин, – посетовал Эдди.

– Эдди.

– Просто любопытно. Мне действительно хотелось бы знать. Он будто пробудил женщин от мертвого сна. Толпа воскресших Лазариц, скользящих по паркету.

Мэйми замахала на Эдди, чтобы тот утих и не мешал ей смотреть. Муж согрел в ладони капельку оливкового масла и начал втирать его Мэйми в живот. Она закрыла глаза и наслаждалась теплом его касаний и ровным жаром масла, проникающего в кожу.

– Я чувствую, как он толкается, – сказал Эдди гордо. – Тренируется.

– Этот ребенок никогда не останавливается.

– Интересно, о чем он там думает?

– Думает о том, что он в безопасности, – сказала Мэйми, поднеся мужнины руки к губам и целуя их.