В пятом отряде я не дежурил. После переезда в четвёртый по графику мое дежурство выпадало несколько раз. Это были отвратные и скучные дни. Идти в клуб нельзя, нужно было до ужина сидеть на тумбочке с красной повязкой на руке и ждать мусоров. Повязку в этом отряде разрешалось снимать, но, когда какой-нибудь шнырь, стоящий на глазах, предупредит, что в отряд идёт козёл или мусор, нужно было косяк надевать. Дежурный обязан был мыть полы в умывальнике. Чтобы не убираться, я давал шнырю или п*дарасу сигарет, и они делали это за меня. Активисты в четвертом отряде ничего против не имели, главное, чтобы было чисто.

А тем временем в клубе, секретарь СД Плаха прошёл комиссию на УДО. Оставалось десять дней до его свободы, а у него не было замены.

— А чем занимается секретарь секции досуга? — как-то спросил у него я. Неоднократно видел, что он постоянно сидит и что-то пишет.

— Журналы заполняю. А что? — ответил Плаха.

— А научи меня. Давай вместо тебя встану, — неожиданно для самого себя предложил ему я.

Москва удивлённо посмотрел на меня. Странно видеть, что человек добровольно рвётся в актив, когда у него всё в лагере на мази. Да и я сам не ожидал. Но меня мучала мысль о том, что до свободы меньше года, а время тянется всё медленнее. Сидеть и ждать освобождения, играя в нарды и рисуя, было невыносимо тяжко, и хотелось занять себя какой-нибудь работой. Руками работать я не хотел, а тут подвернулась должность, причём высокая и не бл*дская, хоть и красная. Секретарь СД был правой рукой председателя СД колонии и считался выше по должности председателей отрядов. А секция досуга была второй по численности и важности секцией в колонии после СДП. При этом никаких бл*дских-гадских поступков ни колонический председатель, ни его секретарь не совершали. В отрядах председатели СД были разные и вели себя по-разному. Где-то мужиков, конечно, и щемили, заставляя их против своей воли идти на сцену, но делалось это с подачи отрядного председателя, колонический председатель Роман ничего подобного не совершал и крови арестантов на руках не имел.

— А пишешь-то ты грамотно? И почерк хороший? — спросил Плаха.

Я показал ему свой тюремный заковыристый почерк.

— Красиво, но не пойдёт! — сказал он. — Нужно писать печатными. Но раз умеешь писать так, то и печатными научишься. Вот у тебя есть время, занимайся этим до моего освобождения, а я с Романом поговорю.

Он мне показывал журналы секции досуга, в которых подробно описывалась вся деятельность колонии. Ежеквартальные заседания Совета Коллектива Колонии, культурно-массовые мероприятия, концерты, лекции — всё подробно записывалось. Но была здесь и своя хитрость. Большинство мероприятий записывалось по шаблону из старых журналов более ранних годов. Менялись только названия, действующие лица, ну и делались собственные поправки в зависимости от характера проведённых мероприятий. Ежеквартальные заседания СКК по факту вообще не проводились, тут нужно было проявить изобретательность и придумать собственные тексты речей. Либо, на крайняк, откопать какие-нибудь древние заседания и переписать их, меняя лишь действующих лиц. Особенно интересно было читать журналы 2002–2003–2004 годов. Было видно, как менялись председатели, кто был активистом, что обсуждали. Хотя кто знает, может и их переписывали. Но хозяином в зоне тогда был Зорин, о котором я рассказывал, а при нём в лагере было ещё тяжелее. На проверку журналы в любое время могли взять сотрудники, а подписывал их заместитель начальника колонии по воспитательной работе. В зоне им был Сорокин — вредный, дотошный и наглый мусор.