Ротмистр Мултых, чтобы не потерять свой карательный отряд во время уличных боев, посадил его на коней и перебросил на хребет горы Митридат, к Собачьему кургану. В этой стороне, где Мултых расположил свою кавалерию, не было строений. Вокруг простиралось холмистое поле. Мултых предполагал прорваться отсюда кавалерийским наскоком и ударить в тыл партизанам.

Район от самого Шлагбаума и по всей центральной Воронцовской улице до штаба гарнизона был занят сборными частями генерала Михайлова.

На автомобиле по Воронцовской улице медленно проезжал генерал Губатов. Он остановил машину у здания Дворянской гимназии и поднялся во весь свой саженный рост.

— Господа! — обратился генерал к офицерам. — Чего бы это ни стоило, но город должен быть целиком взят, и эти мерзавцы должны быть выдавлены на гору и там уничтожены. Так приказал командующий фронтом. Помните, что святая матушка Русь никогда не забывала своих героев! Благословляю вас на победу. Ура!

Офицеры дружно подхватили:

— Ура-а-а-а!

Губатов крикнул, весь багровея:

— В ата-а-ку!

— В атаку, в атаку, в атаку! — понеслось вдоль всей улицы до самого собора и перекатилось дальше, по всем белогвардейским частям.

— Цепь, вперед!.. Ро-о-ота, арш!.. Вторая, налево арш!

Зазвякали шпоры, загрохотали тяжелые, подкованные английские сапоги.

Когда белые подошли к лестницам и крутым улочкам, по которым можно было подняться только пешими, и ринулись с вершин лестниц, с крыш домов, с высоких стен, навстречу им брызнуло сталью и огнем.

Белые волнами карабкались по старым лестницам, лезли через сады. Залпы винтовок засевших под горой партизан раздавались неумолчно. Торопливо щелкали пулеметы.

Офицеры кричали охрипшими, отчаянными голосами:

— Цепь, вперед!

И цепь неслась.

На северной стороне партизаны, по частой команде Дидова, швыряли вниз гранаты.

Дидов бегал кругом, размахивая маузером, и повторял:

— Бей белых гадов! До последнего их лупи! Не пущай гидру… Так, так его! — радостно выкрикивал он, когда по лестницам кувыркался какой-нибудь белый. — Ого! Молодец, влепил! — И бежал дальше по укреплениям, всюду ободряя бойцов.

Солнце уже далеко сползло за гору. В городе удлинялись тени, предвещая скорое наступление ночи, близость которой в цепях белых вызывала еще больший подъем. Звенья казаков и юнкеров ринулись в открытую, без остановки, не переводя дыхания.