— Да здравствует Добрармия!

Шампанское закипело студеной пеной.

Мултых тянулся к Губатову, кричал через стол:

— Неужели всех… перестреляли? Нужно было оставить для… допросика…

— Все уничтожены, — повторил Губатов. Капельки шампанского искрились в его усах.

Полковник Маршан поздравлял генерала Губатова.

На хорах гремел оркестр.

2

Ковров, шатаясь — кровь заливала ему глаза, — вскарабкался на вершину скалы. Безоружный, он встал на краю ее, широко раскинул руки, словно хотел взлететь в ночной простор, и в полусознании бросился вниз.

Упал он на известковую пыль, ползучую и мягкую, покатился, беспомощно перевертываясь телом, далеко под заход, в черное подземелье.

Он полз, цепляясь за камни, пачкая кровью белый известняк.

…Ковров в изнеможении прижался к стенке подземелья, ощупал руками рыхлый, сырой камень. Ладонью зажимая кровоточащую рану, он тихо стонал. Вдруг пальцы его нащупали винтовку. Он схватил ее, щелкнул затвором — патронов не оказалось.

Ковров тяжело вздохнул, разжал пальцы, винтовка выпала. Попытался встать, цепляясь за стену, но ноги подкосились, и он упал без сознания.

Придя в себя, Ковров вскочил и побежал, натыкаясь на глыбы, расшибая тело; бежал, пока не упал снова, задыхаясь. Просвет захода исчез.

Далеко во мраке блеснул огонек. Несомненно, там шел человек с фонарем.

Радость охватила Коврова. Этот человек мог быть только партизаном, потому что никто из белых не решился бы в одиночестве бродить в подземелье.

Вдруг свет исчез.

Ковров закричал. Но душные стены отбросили его голос. Эхо не ответило ему.