— Я не против пули и меча, однако убеждаюсь, что этого мало. Не всех можно уничтожить физически, — возразил Мечников.

— Имею в виду прямых виновников народных страданий, — продолжал Кравчинский. — Походы Гарибальди закончились, Балканская война тоже, но общий наш враг остается, и бить его надо.

— Какие же конкретные предложения?

— Что мы можем в современных условиях? Наши действия очень ограничены. Я взялся за литературу. Думаю написать кое-что из нашей практики. Кстати, — Кравчинский остановился, — вы много ездите, знакомы с писательскими кругами — не смогли бы порекомендовать для перевода на русский что-либо достойное? Имею договоренность с одним журналом.

Мечников ответил не сразу.

— Есть такой роман, Сергей Михайлович, — сказал наконец. — Великолепное произведение. «Спартак». Его написал мой друг, гарибальдиец Рафаэлло Джованьоли. Роман пользуется у читателей огромной популярностью. Вернусь домой — могу переслать. Вы читаете по-итальянски? Вот и хорошо. Книга заслуживает того, чтобы ее знали наши соотечественники.

— Буду весьма благодарен. Если роман нравится вам, то, конечно, он найдет внимательного читателя. Присылайте, сразу же возьмусь за перевод.

Они ходили несколько часов, немного устали, у Мечникова разболелась нога, пришлось проститься. Сергей проводил его до гостиницы и, обрадованный такой неожиданной и приятной встречей, вернулся домой.

«Спартак» произвел на Кравчинского глубочайшее впечатление. Судьба рабов Древнего Рима вызывала в нем и жгучую ненависть к угнетателям, и восхищение непокоренностью и отвагой обреченных на вечное рабство, на неминуемую гибель. Что-то близкое было в судьбе этих людей. И героическая смерть вождя восставших воспринималась не как конец всему, а как призыв к новым и новым выступлениям.

Работа над переводом шла хорошо, хотя не так быстро, как хотелось. Любатович, которая благодаря Сергею за это время несколько углубила свои познания в итальянском, уже переводила сама, потом они вместе садились, читали, правили и отдавали Фанни переписывать. Дело было хлопотное, на него ушли все осенние, а потом и длинные зимние вечера, однако Сергей целиком отдавался переводу, считая его единственным полезным делом, которым он теперь занят. Списался с Благосветловым, всячески расхвалил роман, — Григорий Евлампиевич охотно согласился печатать «Спартак» в своем журнале, даже просил побыстрее прислать хотя бы часть сделанного.

— Этот перевод полезнее всех моих писаний, — говорил Кравчинский.

— Зачем же такая жертва, Сергей? — в шутку спрашивала Эпштейн. — Ведь в свое время вы так гордились своими сказками.