— И как? Остались довольны?

— Лондонские рабочие проявляют немалый интерес к нашим делам. И понимание.

— Свой своя познаше.

— Видимо, так.

— Что изображено на картине? — поинтересовался Энгельс.

Степняк высвободил из бумаги полотно.

— Старый сюжет. Исторический. Времен Ивана Грозного.

— Вы так считаете? Почему?

— По одежде стрельцов видно. И по оружию... Юноша, окруженный стрельцами, вероятно, отомстил за смерть возлюбленной.

— Гм... А что же могло стать причиной ее смерти?

— Наверное, насилие.

Энгельс в недоумении взглянул на Степняка.

— Во времена Грозного насилие было обычным явлением, — пояснил гость. — Он превратил свое царствование в оргию жестокости, убийств и разврата. Насиловали не только простолюдинок, но и жен или дочерей бояр.

— И бояре молчали? — удивлялся Энгельс.

— Молчали. Парадоксально, но за сорок лет царствования Грозного не произошло ни одного бунта... Ни один боярин не выступил против своеволия и самодурства.

— Чем же вы это объясняете?

— Условиями развития российского абсолютизма. Своей жестокостью Грозный заставил служить себе не только боярскую верхушку, но и церковь, которая до этого считалась независимой.

— Откуда, очевидно, пустил свои корни деспотизм современный, — заметил Энгельс.

— Бесспорно. А затем — exselsior, как говорит латынь, все выше.

Энгельс какое-то время молча и, казалось, равнодушно смотрел на картину. Взлохмаченная, дымчатая его шевелюра слегка покачивалась, лицо с заметными припухлостями под глазами отдавало серым цветом, плечи были опущены.