— Эпикур, о дорогой Эдуард, — поправил Энгельс. — Эпикур.

— А наш Генерал? — сказала Тусси и взглянула на Энгельса. — Уже столько лет хворает и хоть бы с места двинулся, поехал бы куда-нибудь, подлечился.

— Всему свое время, — сказал Энгельс. — Не выйти ли нам на свежий воздух?

— Конечно, пойдемте пройдемся, — поддержал его Эвелинг.

— Мистер Степняк голодный, — возразила Элеонора. — Прошу вас, — пододвигала она Сергею тарелки с закусками. — Мы уже давно сидим.

Степняк наскоро перекусил, и они вышли из харчевни. Была ночь. Над Лондоном, над Хайгейтским урочищем яснело на редкость прозрачное небо. Энгельс закашлялся, у него внезапно появилась одышка, и Тусси поторопилась окликнуть извозчика.

Степняк возвращался с выступления. Его давно уже приглашали на такую встречу социалисты, и он согласился. Собрались в портовом районе, в помещении какого-то склада. Кроме портовиков пришли рабочие соседних заводов и фабрик, все внимательно слушали «нигилиста», в конце беседы засыпали его вопросами, а на прощанье подарили картину, вернее, копию: к матице подвешено мертвое тело красивой крестьянской девушки; у стола сидит сломленный горем молодой крестьянин — видимо, ее жених, — он окружен стрельцами... Российская действительность! Неизвестный художник, неразборчива и подпись снимавшего копию. Скорее всего соотечественник, эмигрант...

Омнибус покачивало, входили и выходили пассажиры. Сергей сидел, смотрел на проплывавшую за окнами улицу, а видел свою родную землю, любимые города... Разворошила, разбередила душу сегодняшняя встреча, подаренная картина! Стрельцы, опричники, изнасилованные девушки и закованные в кандалы молодые крестьянские парни... Далеко и близко, нынешнее...

Проезжали как раз Риджентс-парк род, и ему захотелось выйти из омнибуса и навестить Энгельса. Он теперь один, Эвелинги еще не вернулись из свадебной поездки, и визит, вероятно, будет уместен.

Открыла Ленхен. Она была молчалива и явно чем-то расстроена.

— Что-то случилось, Ленхен? — спросил Степняк.

— Фред болеет. И стал непослушен. Говорю ему — хватит работать, — а он не слушает, сидит и пишет... Уже который день. После не спит...

— Ну, это мы сейчас попробуем исправить, — бодро сказал Сергей Михайлович.

— Хорошо, что вы пришли, мистер Степняк.

Энгельс сидел в кабинете, укутанный пледом, писал. Комната была заполнена крепким сигарным дымом. Вошедшего, видимо, не услышал, потому что никак не прореагировал на приветствие. Степняк остановился в нерешительности, а Ленхен, осмелев в присутствии гостя, подошла и бесцеремонно погасила настольную лампу. Энгельс вздрогнул, недоуменно посмотрел на экономку и лишь сейчас заметил Степняка.