Энгельс говорил с трудом, часто прерываясь, и присутствующие с напряжением ожидали, когда он, передохнув, продолжит.

— Среди рабочих много недовольных, — добавил Бернс. — Надо этим воспользоваться.

— Каким образом? — поинтересовалась Элеонора.

— Проведем массовую демонстрацию, митинг, дадим открытый бой оппортунистам.

— Вы всегда впадаете в крайности, молодой человек, — заметил Энгельс. — Нет ничего хуже плохо подготовленной демонстрации.

— Никто не говорит о плохо подготовленной, дорогой метр, — возразил Бернс.

— В Лондоне столько разных митингов, что этим уже никого не удивишь, — сказал Эвелинг. — Нужна спокойная, продуманная работа.

— А они тем временем будут вербовать людей, затуманивать им головы... — вспыхнул было Бернс, но Элеонора одернула его, и Джон недовольно смолк.

— Тусси, — обратился Энгельс к Элеоноре, — свяжись с Лафаргом, узнай его мнение и пусть конкретнее напишет о положении в Париже. Можем ли мы там созвать конгресс?

В конце марта эмиграцию взбудоражило событие, имевшее к ней непосредственное отношение. Американская газета «Нью-йорк уорлд» опубликовала проект трактата о выдаче России политических преступников. То, что с таким намерением выступало правительство, казалось бы, самой демократической страны, свидетельствовало о новом веянии во внешней политике крупных держав, о возможном сговоре меж ними. Принятие трактата означало бы полную изоляцию русских эмигрантов, безвыходность, тупик, из которого одна дорога — в тюрьму. Этому необходимо было противостоять.

Степняк искал путей к влиятельным американцам, чтобы с их помощью, любыми средствами убедить правительство САСШ в пагубности такого решения. Вестолл обещал помощь, однако ничего конкретного пока не сделал. Впрочем, трудно сказать, что он, да и все они вместе могли сделать отсюда, из далекого Лондона, от которого до Нью-Йорка и Вашингтона тысячи тяжких верст. Оставалось одно: писать, списываться с тамошними знакомыми, друзьями и через них создавать общественное мнение, пытаться таким образом влиять на правительство. Хотя, как отмечалось в печати, обсуждение проекта в сенате будет еще не скоро, однако медлить с этим означало бы упущение определенных возможностей, косвенное примирение с положением.

— Неужели они не понимают, — негодовал Степняк, — что это позор, что это подорвет авторитет свободной державы? Как можно провозглашать свободу, неприкосновенность личности и тут же топтать эти принципы?

— Кому-то из нас стоило бы поехать туда, — советовал Кропоткин.

— На это нужны деньги, а где их взять?