Светлый фон

— Согласен, — поддержал его Степняк и улыбнулся, — тем более что мне, как хозяину, не к лицу дразнить гостей... Но, дорогой Жорж, — возвратился Сергей к предыдущей теме, — я описываю реальных людей, реальные факты, наконец, то, что дорого всем нам.

— И основанное опять же на ошибочной теории фанатизма, веры в прирожденную революционность масс.

— На примере Перовской и Желябова молодое поколение будет учиться революции, — стоял на своем Степняк.

— А точнее сказать — террору. Мы должны дать молодому поколению не бомбу и кинжал, а революционную идею, которая своим внутренним содержанием равна динамиту. Вот смысл нынешней нашей работы. И чем скорее, Сергей, революционное движение избавится от псевдонародничества и вооружится марксизмом, тем лучше. Мы многое потеряли, не утруждая себя пониманием и практическим усвоением теории великого учителя пролетариев всех стран.

— Считайте, что вы убедили меня, дорогой Жорж. Мы еще к этому вопросу вернемся. А сейчас, дорогие друзья, пора отдыхать, время позднее.

— Как знаете, Сергей, — сказал Плеханов. — Мы люди свои. Горькая правда лучше сладкой лжи.

— Будем отдыхать, — повторил Сергей Михайлович, — утро вечера мудренее.

 

Неделя выдалась хлопотной. Не дожидаясь выхода «Карьеры нигилиста», Степняк начал небольшую повесть «Домик на Волге», сюжет которой давно волновал его. Кроме этого вместе с мисс Буль еще раз перечитывал верстку романа. Лилли оказалась хорошим знатоком языка, превосходным стилистом. Сергей Михайлович восхищался ее способностями.

— В колледже я любила писать сочинения на вольную тему, — говорила Лилли. — И всегда имела самый высший балл.

— А мне, знаете, шифрованные письма в самом начале нашей деятельности помогли вступить на писательский путь, — говорил в шутку Степняк.

— Это как же? — удивлялась Лилли.

— Каждое такое письмо надлежало зашифровать. Например, читалось только пятое слово. Представляете? Чтобы написать обычное письмо, надо было писать в пять раз больше слов, получалось целое сочинение.

Лилли от души смеялась.

— Преподаватели пророчили мне журналистскую карьеру, — продолжала она, — а я увлеклась музыкой. И так неудачно... — Смотрела на свои сухие, худенькие руки. — Подвели меня руки, начали болеть от частых упражнений.

— Ничего, Лилли, не унывайте. Вот откроем газету или журнал, примем вас в редакцию.

— С удовольствием, Сергей Михайлович. Мне очень радостно быть с вами, — сказала и смутилась. — Вокруг вас так много интересных людей. После поездки туда, на вашу родину, эти люди стали мне еще более близкими, даже какими-то родными. Удивительно, правда? Англичанка с деда-прадеда, английского воспитания — и вдруг привязалась к вам...