— Мы уже познакомились, — кивнув на Фанни, сказала она и, подойдя к Степняку, протянула ему руку. — Луиза... О вас столько разговоров, господин Степняк!

— Благодарю, — сдержанно сказал Сергей Михайлович. — Их содержание я приблизительно знаю.

— Вот как! — удивилась Луиза.

Говорила она громко, и Энгельс мягко заметил:

— Луиза, прошу вас, немножко тише.

— Ах, пардон, Генерал, пардон! — манерно ответила Каутская.

Сценка произвела на всех неприятное впечатление. Было ясно, что делового разговора уже не получится, и Энгельс, извинившись перед Фанни Марковной, пригласил Степняка в кабинет.

— Только помогите мне, Сергей Михайлович, — попросил он. — Что-то я в последнее время... Ноги не слушаются.

Степняк взял его под руку и помог подняться на второй этаж.

— Простите, Сергей Михайлович, — с трудом сдерживая одышку, сказал Энгельс, — так вышло. Разговор останется между нами.

— Почему же? — ответил Степняк. — Я не принадлежу к людям, маскирующим свои недостатки.

— Не время, — заметил Энгельс. — Сейчас не время их раздувать. Надеюсь, вы меня поняли. Оппортунисты только и ждут расхождений в нашем лагере. — Он подошел к столу, оперся на него руками. — Много останется неразобранного, нерасшифрованного, — сказал с грустью.

— Вы о чем, Генерал?

— О том, что приближается конец. Горько об этом говорить, но мы реалисты, не будем тешить себя розовыми мечтами. Каждому на этом свете отведено свое время. И по тому, кто как заполнил это время, будут судить о нас потомки.

Они долго молчали, Степняк слушал тоскливое завывание осеннего ветра за окном. Наконец Энгельс отозвался:

— Об этом я ни вам, ни кому-либо другому больше никогда не скажу. А сейчас — простите мне мою сегодняшнюю раздражительность. Хорошо?

Степняк промолчал.

XXVII

XXVII