К Гавейну почтительно подошел мальчик. Волшебник извинился и отошел с ним в сторону. Вскоре он вернулся, задумчиво потирая подбородок.

– Архитектору Гунгунуму снова нездоровится. Если он совсем расхворается, Нимрод устроит резню. Сделай доброе дело! Покажи еще раз свое искусство целителя, пожалуйста.

По его лицу я понял, что он всерьез озабочен. Я согласился пойти с мальчишкой, но прежде хотел забрать свои пожитки. При условии, что я не встречусь с Нимродом…

Стоило мне перешагнуть дворцовый порог, как в меня закралась смутная тревога, невнятный страх, который трудно было объяснить. А что, если это ловушка? Или во мне проснулись воспоминания о прежних ужасах? Быть может, ими были пропитаны стены, и я сочувственно разделял страх, терзавший несчастных служителей тирана? Пока я шагал к архитектору, мое сердце стучало глухо, будто с неохотой.

Лысый желтушный слуга с бесцветными глазами открыл дверь и поздоровался.

– Я счастлив приветствовать целителя, одолевшего нашу коросту.

Телтар узнал врачевателя, пришедшего сюда в первый раз, но не соотнес его с бритым Ноамом, виденным с тех пор неоднократно. Он пригласил меня следовать за ним. Телтар был спокоен, торжествен и строг; он так давно угнездился в своей старости, что новые морщины уже не меняли его облика. Мы шли по причудливой захламленной мастерской, где витала смесь запахов – прогорклого с мучнистым, влажной глины с пылью, – и Телтар описывал мне состояние своего господина:

– Гунгунум плохо спит. Каждый день он пробуждается все более усталым. У него появились провалы в памяти, он путает слова. Я при нем с его детских лет, но он забыл мое настоящее имя и стал меня называть «Как-бишь-тебя». Он уже не может сосредоточиться.

– Он ест?

– Выблевывает пищу.

– Нарочно?

– Не знаю. Мутная жижа, вроде той, что у него в голове. Предупреждаю: его тело покрыто язвами.

– Короста?

– Головокружения! Он падает и калечится. И еще: он разговаривает сам с собой, а на вопросы не отвечает. Но когда ему задают один и тот же вопрос по нескольку раз кряду, случается, что они проникают ему в мозг и он спустя время отвечает, когда никто уже не ждет ответа.

Разметавшийся по постели Гунгунум выглядел скверно и встревожил меня. Телтар с облегчением вручил мне заботы о больном и ретировался.

Я опустился на колени и стал осматривать Гунгунума: цвет лица землистый, веки опухли. Струпья свидетельствовали о падениях. Не сознавая моего присутствия, он продолжал беседовать сам с собой:

– Убей его! Пусть он заткнется! Нимрод, скорее! Освободи нас от него!

Я его выслушивал; его гримасы сообщили мне больше, чем бредовые речи: мускульные спазмы, головная боль, блокированная спина, учащенное сердцебиение. Его мучило страшное переутомление. Он бушевал: