На возвышении внезапно возник самодовольный Нимрод. Он разглядывал иудейских вождей с наслаждением, которое многократно возросло, когда его взгляд отыскал Кубабу. Ну а я, величина ничтожная, заслуживал лишь мимолетной искры презрения, тотчас погасшей, – так тиран обозначил забвение откровенностей, коими он некогда меня удостоил.

Он спустился, приблизился к царице и склонился над ней:

– Моя дорогая Кубаба, наконец-то! Я уж и не надеялся увидеть тебя в Бавеле.

– Я тоже, Нимрод, даже в самых страшных снах.

Он делано усмехнулся:

– Не знаю, почему я так долго топтался на месте, прежде чем завоевать Киш? Может, потому что я так тебя люблю… Ну а теперь что же мне с тобой делать?

– Ах, не беспокойся, я умираю, тем более после этого жуткого путешествия.

– Умираешь? Да ты уже не один десяток лет умираешь!

– Как и все мы, Нимрод. Смерть – это единственное, в чем мы уверены.

Затем Кубаба оставила жалобный тон и жестко проговорила, яростно глядя тирану в глаза:

– Взгляни на меня, Нимрод. Я не умираю, я мертва. Почему? Ты взял мой народ в плен и держишь его в неволе. Я жила лишь ради него, ради его счастья и благоденствия. Украв его у меня, ты лишил меня смысла жизни.

– Ты проиграла, Кубаба.

– Я проиграла, но что выиграл ты?

Вопрос смутил тирана; его спесь мигом улетучилась, и он не нашелся, что ответить. Задетый за живое, он отошел в сторону и обратился к иудейским вождям.

– Который из вас зовется Авраамом?

Тот вышел вперед и воскликнул звучным бронзовым голосом, внушавшим уважение:

– Где Сарра? Где моя жена?

Нимрод встал перед ним и смерил его взглядом. Несмотря на высокий рост, доспехи и стремление внушать трепет, он казался смешным и нелепым рядом с Авраамом: тот был подтянут и сосредоточен, его сила исходила от благородства облика и величия души. Мудрая зрелость бросала вызов человеческой несостоятельности. Несмотря на свое тщеславие, Нимрод это почуял.

– Ты и есть их вождь?

– Был. Где моя жена?