И, если смогу, я постараюсь полюбить ее.

Это будет моей епитимьей. Провести жизнь в безвестности с ребенком. Я, что пала так низко, будучи рожденной так высоко.

Боже, прости меня. Боже, прости меня за мой грех.

Ибо пока я жива, я никогда себя не прощу.

* * *

Нори прижала дневник к сердцу.

В саду уже стемнело, и стрекотали сверчки. Она тихо всхлипнула, давая слезам свободно течь.

Она хотела, чтобы ее мать была чудовищем.

Ненавидеть монстров легко, и ненависть легко почувствовать. Это, все это, было намного сложнее.

Не говоря ни слова, подошел и, сев рядом, ее обнял Ноа. Долгое время никто из них не произносил ни слова.

Наконец, Ноа нарушил молчание.

– Ты чувствуешь, что теперь знаешь ее? – тихо спросил он. – Свою мать?

Нори закрыла глаза.

– Да.

– И ты ее ненавидишь?

Когда-то на чердаке она спрашивала об этом же Акиру. Нори вцепилась в ткань рубашки Ноа, чтобы вырваться из воспоминаний.

– Нет, – честно ответила она. – Я ее не ненавижу.

– Ты ее прощаешь? – очень тихо спросил Ноа.

Нори попыталась заговорить, но голос сорвался. Вышло лишь судорожное всхлипывание.

Ноа быстро понял, потому что больше ее не спрашивал.