День за днём мне всё больше и больше не нравилось в Хайфе, в Израиле, а ведь меня уже ждали в Иерусалиме уже в другом хосписе: я его пробил давно, ещё в Бодруме.

Последняя попутка подбросила меня прямо к к входу в хоспис, где я забронировал себе волонтёрство на месяц. Это было двухэтажное здание с боковою пристройкой для таких же залётных, как я. На первом этаже находились регистратура с диванами, кухня, бар, широкий открытый двор со столиками. На втором восемь комнат, забитых по традиции двухъярусными койками. Рабочий день разбивался на четыре промежутка: утро, день, вечер и ночь. Последний был самым продолжительным и моим любимым: нужно просто спать на диване рядом со входом и открывать ворота, если кто поздно приходил. В остальные же моешь туалеты, душевые, полы, комнаты, меняешь постельное бельё, стираешь, заселяешь гостей, проверяешь их паспорта, объясняешь что где куда, помогаешь в кафе во дворе, убираешься на кухне, правильно наливаешь пиво из бочки и многое-многое другое, что скажут. Хозяева два брата араба. Взамен я получил койку в комнате для волонтёров, скудный завтрак из тошнотворного хумуса с небольшими плюшками в виде оливок, солёных огурчиков и двух кусочков хлеба. Остальную еду где хочешь там и бери.

Первый день был ознакомительный, многие волонтёры уже готовились к выезду: немец и ещё две девушки расплывчатой нации, я и не спрашивал, как обычно просто молча наблюдал. Ожидали приезда других.

Вечером совершил отчаянную вылазку, чтобы проверить цены. Нашёл по дороге самый дешёвый универсам с русскоязычными сотрудниками и понятными ценниками. Когда увидел величины в два-три раза выше российских понял, что будет несладко. Так и случилось: я целиком и полностью отказался от сахара и сдобы.

Прибыли другие: болгарка, американка из Монтаны и вьетнамка из Нидерландов. Я им всем был неинтересен, и мы общались поскольку постольку.

На кухне я обнаружил крупные залежи макарон, они меня и спасли. Собственники арабы недолюбливали местных и всегда велели звать их, если те пожалуют. По их словам, евреи вели себя, как гадкие скоты: портили имущество, мусорили, мочились мимо унитаза и никого не уважали, кроме себя и своих. Я провещал, что ладно, как скажете.

День за днём мне всё больше и больше не нравилось в Хайфе, в Израиле, а ведь меня уже ждали в Иерусалиме уже в другом хосписе: я его пробил давно, ещё в Бодруме.

Без животного белка, из-за длительных, многокилометровых прогулок по городу и за пределы от нечего делать я начал резко высыхать. Много мышц сжигалось в морских купаниях. Но море было очень приятным, особенно во время учений военных женского пола. Их заставляли ползать по песку туда-сюда. Я стоял, облокотившись на перила, и упивался их копошением. Из-за моего дистрофического внешнего вида о женщинах можно было и не мечтать, точнее я был им уже давно неинтересен в любом случае после сотни мимо прошедших девушек ещё в Турции. Если уж в России главное для них деньги и статус, что уж говорить о святой земле: тут это всё сама религия и основа межполовых связей. Я даже попробовал приложение знакомств, игнор ещё хлеще, чем у нас… Просто надо было признать, что я изрядно подурнел и пострашнел, да ещё и абсолютный психопат. То что мужчина с годами расцветал ко мне не относилось.