Частенько купался в гладком озере, вода пресная и тёплая. Гонял уточек, им было лень взлетать, они до талого гребли подальше. На берег постоянно приходил блаженный мужик, собиратель совместных фоток с иностранцами. Он уже щёлкнулся с австрийкой, со многими гостями, что притаскивались на пляж. Дошла очередь и до меня. Этот мужик позвал меня в гости. Я решил ради любопытства согласиться и посмотреть, что будет. По дороге он купил батон в хлебном ларьке. Мы зашли в мелкую комнатушку. Повсюду валялась одежда и выпуклый старинный телевизор с видеомагнитофоном на столе. Он вытащил альбомы с распечатанными снимками. Этот человек сфотографировался с сотней людей. Я перелистывал и разглядывал их лица.

Этот человек предлагал мне хлеб с мёдом, но у меня аллергия на эту слащавую хрень. Когда он вытащил видеокассету, на обложке которой были изображены сношающиеся люди стало всё понятно, что пора сваливать. Трудно было себе представить, невозможно было вообразить, до какой степени отсталым или просто кретином мог ещё быть человек в двадцать первом веке, чтобы пригласить к себе домой гостя и сходу показывать ему порево. Он, видимо, возбудился, когда я сидел рядом. На гея он был не похож, одному Аллаху было известно, что у него варилось в голове. Как правило именно такие на людях показывали из себя особо религиозных. Такими были и так называемые приличные девочки недотроги: в обществе они благородные и целомудренные монашки, а наедине — член из жопы подольше не извлекай.

Братская Турция подходила к концу. Все любили Джима. Я даже не зашёл к владельцу, чтобы попрощаться с ним и его семейкой. За весь месяц он не задал мне ни одного вопроса не по волонтёрской деятельности. Насколько я отсутствовал и был незначителен и пустячен. Принёс, подал, убрал, ушёл к себе.

Вылет был из Анталии поздним утром. Я ехал на автобусе и вечером приехал. На душе было очень хорошо и свободно. Не зная чем заняться, я решил полазить по городу, а к поздней ночи притащиться в аэропорт пешедралом.

Не зря это место именовали турецким Сочи. Во всех торговых центрах всё по-русски и разговаривали все вокруг на нём. За два месяца молчания чуть-чуть побеседовал с одной продавщицей, чтобы вспомнить. На останки местной валюты купил несколько пачек сока, мороженое и прочую нездоровую шнягу.

За забором в одном из гостиниц бегали курочки, гуси и уточки. Завис на них до наступления темноты, так мне надоели все эти холёные туристические морды.

До пляжа не рискнул идти, и так уже прошёл километров десять. Поздней ночью развернулся и не спеша побрёл на аэроплан.