Для одного человека без семьи, близких или друзей у меня имелся вполне неплохой вклад в банке. Процент небольшой, но капало по чуть-чуть. Из всех расходов в этих волонтёрствах я разорился лишь на авиабилеты и два раза в Турции на автобусы из Бодрума в Эгирдир и из Эгирдира в Анталию. А на еду было очень жалко тратиться, лучше умереть с голоду, чем отдать хоть шекель, заработанный на многочисленных скверных работёнках. Как можно было с лёгким сердцем отдавать свои кровные и потные сбережения не пойми кому, даже в обмен за еду. Каждое моё расставание даже с самой незначительной суммой было заранее просчитано со всех углов и позиций только лишь ради одной личной выгоды. Мне было абсолютно неясно такое понятие, как альтруизм. Как можно было заводить так называемых друзей или ещё страшней женщину, если это неминуемо влекло за собой денежные расходы не только на одного себя. Гораздо приятней было прикупить себе качественной одежды или заплатить за коммуналку, чем вкладывать в ничего незначащие приходяще — уходящие смердящие, болтающиеся тела. Они пребывали в вечном поиске куда бы или к кому бы примазаться. Искали тех, кто мог потратиться и на них тоже, кому было хоть немного известно об альтруизме. Я лишь мог пожелать им удачных поисков, может такие ещё имелись в наше время.

Обе цели этих мытарств внутри государств: доведение английского до совершенства ради получения сертификата преподавателя и доступный секс как с волонтёрками, так и с гостьями. Всё это с грохотом провалилось из-за ещё больше разросшихся метастаз беспросыпной лени и банального осознания полной бессмысленности лишних движений ради других людей, которым насрать на тебя ещё больше, чем тебе на них.

Моё время в Израиле подходило к концу. Ничего не увидел, ничего не почувствовал, ничего не узнал. Последнюю неделю недоставало волонтёров, чтобы было четыре человека на сутки. Я согласился подзаработать шекелей за дополнительные телодвижения. Арабы предложили мне подзадержаться, они реально думали, что я в восторге от всего и всех. Перед вылетом прикупил экзотических фруктов в качестве гостинцев, оставшиеся деньги поменял на более удобную валюту. За всё время раз пятнадцать я успел сходить в веганский ресторан, где обжирался от пуза, но и разорился на целых пятнадцать шекелей.

На электричке доехал до аэропорта. Я выглядел, как на последней стадии жизни от ежедневных многокилометровых хождений и подъёмов, от отсутствия мяса, от исчерпывающего разочарования собой, как мужчины. Женщины полностью перестали проявлять интерес ко мне, ибо всё стало ясно читаться на лице и без презервативов. Каждый раз будто ничего и не было, это было несомненною правдой — ничего не было. Меня, естественно, задержали перед вылетом. Они справедливо посчитали меня отпетым нариком. Я не обиделся на многочисленные сканирования тела, предметов одежды, скудного багажа в виде небольшого рюкзака и пары хрустящих пакетов. Они так расстроились, что ничего не обнаружили при таком скрупулёзном шмоне.