Они благополучно удалились. Я осел на стул, перевёл дух, сбегал к себе в комнату, вытащил из куртки две сотки и вложил в кассу недосдачу.

Утром хозяин отвёл меня в отдельную комнату и показал видеозапись трагического инцидента, весь разговор с ребятами и момент передачи. Я изумился и спросил, что было не так, если я сам солидно ошибся, не мог уйти от кассы в дальнюю комнату, чтобы принести им эти несчастные двести рублей, что они израсходовали на приезд.

Этот человек, что мило мне улыбался, пророчил мне всё самое лучшее, обвинил меня в краже денег из его кассы. Он велел мне как можно быстрее собрать манатки и убираться прочь. Когда я уходил я уместно напомнил, что отработал две недели. Он хладнокровно мне изрёк, что я ничего не заслужил в этой жизни.

Эта женщина, его бизнес-партнёр, мы очень близко сдружились с ней за это короткое время. Она на меня даже не посмотрела, сидела довольная в телефоне.

Кто никогда не взлетал, тот и не упадёт. А москвичи и вправду оказались совершенно исключительными подонками и поганью. Сколько бы они там ни зарабатывали, хоть миллионами в день, говном родились — говном и подохнут. Москва — обитель худа и лиха, скверны человеческого организма. Скопище самых подлых и изворотливых со всего снг. При слове москвич или москвичка у меня с тех пор рисуется нечто гадкое, то, что нужно чураться, то, с чем нельзя сближаться.

Уезжать ни с чем было очень неприятно. Я энергично принялся искать самую конченую шабашку куда берут таких обиженных местом и временем чудовищ вроде меня.

С двумя молодыми девушками белорусками послали в убитый городок на востоке Подмосковья. Они должны были стать стикеровщиками, а я просто грузчиком на крупный склад какого-то косметического говна. Нам купили автобусный билет в один конец и написали адрес съёмных квартир для жен и муж. Я прождал у подъезда часа три до позднего вечера пока не пришли мои вероятные соседи. Мы ввалились в убитую в хлам квартиру, насквозь прокуренную с развороченными и изогнутыми двухъярусными кроватями. Это были такие затасканные бичи: одна женщина лет под сорок и трое мужчин. Они работали там уже почти год, выглядели, как онкологические больные на последней стадии. Они непрерывно талдычили мне, что не надо их опасаться будто чуяли, что происходит.

Со стен свисали экстремально грязные обшарпанные обои, а под ними водились маленькие, но очень пронырливые жучки. Мужчина, что курил прямо в спальне сигарету за сигаретой убедительно показал мне искусанную клопами спину.

Я умывался в уборной и любовался на себя в зеркале. Закрыл глаза и закрыл мокрое лицо дворнями. Всё это было лишь недолгим сном… Пустым… Бессмысленным… Ко всему этому привело лишь только одно моё полное нежелание. Каждое высказанное вслух слово давалось с огромным трудом. Любая работа, предполагающая общение заделалась совсем неприемлемой. Тем не менее я лёг на нечто подобное кровати в одежде, чтобы дожить до рассвета и выйти вместе со всеми моими новыми друзьями. У меня в башке засел силитёр и трахал моё Я.