Когда-то я преклонялся перед музыкой, подумал он. Я так сильно любил музыку, что сделался слеп к миру. Да какое у меня — у всех нас — право возвращаться? Повторение — лишь иллюзия. Идея возвращения, нового начала, создания новой страны, всегда была обманчивой — дивной грезой, от которой они пробудились. Быть может, прежде они и любили друг друга, но теперь Воробушек должен был заботиться о родителях. Они от него зависели, и жизнь его принадлежала не ему самому, а его жене — и Ай Мин тоже. Да, работа на заводе подарила ему душевный мир, какого он никогда прежде не знал. Рутина его освободила.

Кай уткнулся губами ему в плечо и в шею. Так они и лежали, не в силах двинуться вперед, не в силах продолжить.

— Ты правду сказал, — сказал Кай. — Я любил ее. Я вас обоих любил.

— Ничего постыдного в этом не было.

— Нет, — тихо сказал Кай. — Но я стыдился.

— Мы были молоды.

— То был особый род любви — но я тогда не понял.

— Если тебе выпадет шанс отправиться в Америку — езжай. Не упускай возможности. После всего, что ты повидал, после всего, что было сделано, не оборачивайся. Твоя семья, да и Чжу Ли, сказали бы то же самое.

Кай кивнул.

Плачет он, что ли, подумал Воробушек. Алкоголь и сигареты прочистили его мысли и обострили желание. Он знал — не с чего рыдать. Они были счастливцами, они прозрели сквозь иллюзию. Даже если в стране все так и продолжится, их никогда уже не заставят забыть. Я вас обоих любил, подумал Воробушек. Я вас обоих люблю.

— Прости, Воробушек, — сказал Кай. — Я чем угодно пожертвовал бы, чтобы быть другим человеком. Пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе уехать.

— Нет, — сказал Воробушек. Чжу Ли тут, подумал он. А композитор давным-давно исчез, только вот сам Воробушек сразу этого не понял. Но стоило только посмотреть на его усталые, мозолистые руки, чтобы понять. — Моя жизнь — тут.

Десять лет спустя, в Шанхайской консерватории, Ай Мин шла, словно против ветра, против всякого рода музыки: трели и перкуссия, скрипка повторяет флотилию нот… Тихая Птичка шагал впереди. В новых брюках, небесно-голубой рубашке и кожаных туфлях, которые подарила ему Лин на Новый 1988 год, отец казался выше. Но, может, так выглядело только потому, что в своей обычной одежде, форме Хойчжоусского полупроводникового завода № 1, Воробушек вечно сутулился.

Отец взбежал по узкой дорожке консерватории, словно кто-то впереди его позвал.

За спиной у Ай Мин Папаша Лютня простонал:

— Ой-ё! У этих молодых пианистов вообще никакого понятия о контрапункте. Быстрее да громче, вот и все, что их интересует.