Его оглушили буйные аплодисменты. Кай встал, все музыканты тоже встали, их влажные от пота рубашки прилипли к телам, словно перья. Начались бисы.

Воробушек заметил, как девушка пристально глядит прямо перед собой, и узнал в ней то честолюбие, то желание, которого, он был совершенно в этом уверен, лишился сам. Поселится ли в нем еще когда-нибудь этот голод, эта цельность?

Позже той же ночью он сыграл на подаренной Каем эрху несколько безделок. Песни обрывались и переходили в другие песни, «Шацзябан» соскальзывал в «Ночной колокол Старого Храма» и перемежался отрывком из Шестой партиты Баха, пока музыка, словно разрозненные страницы, летела сквозь его разум. Он так и играл дальше — начало от одной пьески, конец от другой, — а Кай лежал на спине и глядел в низкий потолок. У Кая был ключ от той самой комнаты, где хранились инструменты и проигрыватели филармонического оркестра, но с тем же успехом они с Воробушком могли бы быть в аудитории 103 в Шанхае, на дальнем северо-западе или на глубоком юге — где угодно, где были бы четыре стены и только они двое. Воробушек позволил себе поверить, будто они нашли способ вернуться в прежние времена. Кай попросил его сыграть «Луну, отраженную в водах второго источника», и Воробушек сыграл, а затем сыграл ее же еще раз, осознав, что не помнит, когда в последний раз ее слышал. Быть может, по радио в 1964-м. После этого она просто исчезла. Он почувствовал гудение в руках и обновленное, почти непереносимое наслаждение. К тому времени, как профессора Центральной консерватории отыскали автора «Отраженной луны», слепого музыканта А Бина, тому было уже за шестьдесят. «Если бы вы приехали лет десять назад, — сказал тогда А Бин свои знаменитые слова, — я бы мог сыграть и лучше». Прежде чем у профессоров кончилась проволока, они записали на магнитофон шесть песен. Когда песни достигли столицы, А Бина провозгласили одним из лучших композиторов страны. Всего несколько месяцев спустя он умер, и эти шесть записанных песен остались единственным, что сохранилось от его работ. «Луна, отраженная в водах второго источника» была элегией — спиралью сияния и вместе с тем скорби.

У Кая были и другие записи. Не в силах совладать с любопытством, Воробушек отложил эрху. Просматривая коллекцию, он чувствовал себя словно ребенок перед полной цвета стеной. Он выбрал Пятую симфонию Шостаковича. Кай заткнул щель под дверью одеялами, чтобы приглушить звук, и открыл очередную бутылку байцзю. Они лежали на тонком коврике бок о бок, уткнувшись макушками в проигрыватель.