Изменения в системе политической власти могли изменить фундаментальные основы всего известного Воробушку мира. Он смог бы поехать в Гонконг. Наконец могла бы быть поставлена подлинная точка. Они с Каем оба уже были немолоды, у них появились собственные семьи. Трудно было жить дальше, не поставив точку… но жить дальше — куда? Так далеко загадывать в будущее он не мог, а стоило ему подумать о Лин, как все его ребяческие грезы испарялись. Все менялось буквально за день, за час, за мгновение. В прошлом он неправильно трактовал события, реагировал слишком медленно. Воробушек совершал ошибки — но пообещал себе, что впредь совершать их не будет. Теперь в обед, придя домой с работы, Воробушек садился за стол Ай Мин и сочинял музыку. Прежняя Симфония № 3 пропала безвозвратно, он при всем желании не помнил, какой она могла бы быть, так что он начал новое произведение — пьесу попроще, сонату для скрипки и фортепиано. Японский композитор Тору Такэмицу как-то отозвался о своих работах как о «разворачиваемом свитке с картиной», и Воробушек чувствовал близость к этому образу. Он слышал эту сонату в уме с той же четкостью, с какой в плеере звучали Бах и Шостакович. Соната была настоящей, и ее уже создали. В уме, гласила поговорка, больше знаний, чем в пяти полных тачках книг. Это было все равно что заново учиться дышать — не только легкими, но всем своим разумом.

Тринадцатого мая студенты объявили голодовку. Воробушек трудился в комнате Ай Мин, когда об этом объявили по радио. Он чувствовал, что партии фортепиано и скрипки разворачиваются все быстрее, и стер все, что написал за последний час, начал заново, по новой отсчитывая такты, меняя паузы между развитием и возвратом двух поддерживавших друг друга тем. Партию фортепиано удержать было трудно, но скрипка шла податливо и непрерывно. Она была лишена героизма и хотела лишь играть в одиночку, сама по себе — даже понимая, что достичь этого по-настоящему невозможно.

Радиокомментатор доказывал, что выступления революционной молодежи — часть злонамеренной попытки унизить власть и страну. «Какие еще могут быть причины объявлять голодовку за два дня до исторического саммита с участием Михаила Горбачева? Это первый за сорок лет визит советского руководителя…» Другой сказал, что намерения студентов вполне благие, но методы, которые они выбрали, незрелые, и нельзя допустить, чтобы они навредили образу страны. Новости тоже как будто сами с собой воевали: диктор объявил, что генеральный секретарь Чжао Цзыян одобряет далеко идущую реформу прессы, в соответствии с которой содержание передач и аналитика будут определяться редакторами новостей, а не партработниками. Поясницу Воробушка неожиданно пронзила боль, и он почувствовал себя старым роялем, который невозможно настроить.