Как вообще, подивился он, когда положил трубку, у Большой Матушки вырос такой сын, как он? Невозможно тут было не уверовать в гнев богов.

Прошли демонстрации Четвертого мая — такие же людные, как и предыдущие, 27 апреля, — и в них поучаствовали делегаты Третьего Пекинского проволочного завода, на котором работал сам Воробушек. Но он не пошел.

Спать стало невозможно. Воробушек повадился гулять по ночам. Даже в два или в три ночи улицы кишели велосипедами, студенты перепархивали с места на место. Время стало резиновым, растягивалось в незнакомые образы, и он мог с равным успехом быть в Пекине и в Шанхае, стариком и юношей, в миру — и в собственных мыслях.

Как-то ночью он наткнулся на трех мужчин и двух женщин, игравших музыку у закрытых ворот парка Юйюаньтань. Благодаря музыкантам время исчезло. Они играли полную достоинства «Прогулку» Мусоргского из «Картинок с выставки» на китайских народных инструментах. Десять пьес Мусоргского изображали воображаемую прогулку по картинной галерее; композитор написал это произведение в память о своем друге, художнике, скоропостижно скончавшемся в тридцать девять лет. Глубокий и непривычный покой наполнил Воробушка. На ближайший фонарный столб кто-то наклеил письмо: «Я искал себя, но не ожидал, что найду стольких». Когда настало утро, музыканты собрали инструменты. Воробушек купил хлебную палочку и насладился ей, глядя на то, как рабочие ночной смены расходятся с постов, а дневная смена — заступает.

Как-то вечером, вернувшись домой с завода, он нашел подарок от Ай Мин. Она купила один из новых японских кассетных плееров — таких маленьких, что помещались в руке. Дочь была в таком восторге от приборчика, что не могла не понажимать на все кнопки и не примерить сама наушники, прибавляя и убавляя громкость. Они могли бы играть с плеером всю ночь, если бы Лин не вытащила их поужинать.

Он продолжал гулять по ночам, слушая плеер. Ай Мин сделала ему дюжину кассет, переписав их, по ее словам, у какого-то Толстогубого. В последнее время у нее появились приятели по всему городу. Однажды вечером Воробушек дошел до самого университетского квартала, слушая на ходу Гольдберг-вариации Баха. В темноте всегда было лучше слышно. Музыка становилась столь же реальной, сколь бетонные тротуары и крепкие кирпичные стены. Пожилые сторожа на входе в Пекинский университет были поглощены полночной партией в карты, и Воробушек беспрепятственно прошел в ворота. Быть может, его безобидный вид способствовал тому, что его приняли за уборщика или за приехавшего из деревни чьего-нибудь родителя.