Балти сделал еще глоток лауданума. Он пожалел, что Ханкса тут нет. Можно было бы его спросить: «А что теперь?» Балти улыбнулся. Ханкс терпеть не мог, когда Балти задавал ему этот вопрос.

Глава 42 Переговоры

Глава 42

Переговоры

После подавления могаукских восстаний Стёйвесант, как правило, возвращался в Новый Амстердам в дурном расположении духа. Могаукские восстания кого хочешь вгонят в дурное расположение духа.

Но вернуться и обнаружить подобную… катастрофу! Узнать, что его лучший, любимый друг, единственное создание на земле, которое он любит и которое любит его… узнать, что Иоханн исчез. Немыслимо. Старый Петрус погрузился в такую мрачность, что, казалось, на стенах рядом с ним намерзает лед.

Мефрау Стёйвесант и прислуга трепетали, стараясь не попадаться ему на глаза, пока он метался по дому в поисках своей птицы. Глупцы! Идиоты! Как могли они допустить такое? Наконец он вывалился из «Бауэри № 1» наружу, с каждым шагом оставляя в земле вмятины.

Кунц с сотни шагов понял: случилось что-то очень плохое. Он привык к приступам мрачности у Стёйвесанта, но никогда не видел генерала в такой ярости. Может, могауки перебили всех жителей форта Оранж? Странно, что вести об этом не дошли сюда.

— Добро пожаловать домой, генерал!

Стёйвесант в ответ рявкнул — так мог бы рявкнуть медведь, пробудившись от спячки и обнаружив, что мелкие зверьки пожрали все его запасы еды. Он протопал к своему столу, сотрясая балки потолка. Бросился на стул и уселся со злобным видом, словно пытаясь вспомнить, в каком ящике стола хранятся бланки смертных приговоров.

Взгляд его упал на кучу накопившихся бумаг — переписку, депеши, отчеты; рутина управленца. Но тут он заметил что-то странное, необычное — длинное, ярко-голубое перо.

Он взял его в руки. К перу была привязана ленточка, другой конец которой обвивал свиток бумаги.

Кунц смотрел, ничего не понимая. Это еще что такое и откуда?

Несмотря на блаженство, вызванное лауданумом, Балти вздрогнул, когда дверь его камеры с лязгом распахнулась и вошло несколько человек. Он подтянул одеяло к подбородку, как бы защищаясь, и вгляделся в лица. Неужели они все же решились на ампутацию — из мести? Его подняли, посадили в кресло и вынесли.

Снаружи ждал Кунц. Он мерил шагами плац. Лицо его было багровым. Может, он уснул на солнцепеке? Не предложить ли ему лауданума?

Кунц повел процессию через плац к дому губернатора. Балти нашел, что, когда тебя несут в кресле, это очень приятно.