Ответный «литературный» удар тоже был. В майском номере 1926 года журнал «Новый мир» опубликовал «Повесть непогашенной луны» Б. А. Пильняка[215].

Герой повести – военачальник Гаврилов – срочно вызван в Москву. Некогда у него диагностирована язва желудка, и ЦК партии вдруг предложил хирургическое вмешательство. Явных медицинских показаний уже нет, однако функционер высшего уровня требует, чтобы полководец все-таки подчинился. Результат – смерть в больнице после операции. Причина названа: передозировка хлороформа.

В повести акцентировалось, что это было заранее спланированное убийство. Исполнение плана контролировалось: врач, сверх меры использовавший анестезирующие средства, доложил о результате именно высокопоставленному функционеру, который и настоял ранее, чтобы полководец согласился на операцию.

Сюжет повести напоминал читателям недавние события. 31 октября 1925 года газеты сообщили о смерти Фрунзе. Согласно официальным сведениям, наркомвоенмор, перенесший в больнице операцию по удалению язвы желудка, скончался по не зависящей от работы медиков причине: внезапный «паралич сердца».

В партийной среде практически сразу пошли слухи о заговоре. Ну а публикация в «Новом мире» открывалась посвящением Воронскому и предисловием самого Пильняка: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к его написанию послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видев его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нем фактов и живых лиц».

Значит, Пильняк, опытный писатель, дебютировавший в досоветскую эпоху, заранее указал, на какие события не собирается намекать. И даже не догадался, что это будет воспринято именно в качестве намека. Такая невероятная наивность.

Если же исключить фактор сверхнаивности, ясна прагматика. Она задана предисловием. А чтоб достоверность сведений о причинах смерти наркомвоенмора не вызвала сомнений, посвящена крамольная повесть Воронскому, который в партийной элите был известен как давний – еще с большевистского подполья – друг Фрунзе.

Но крайне мало журнальных номеров дошло до подписчиков. Вскоре у них и отобрали полученное. Затем выдали другие экземпляры – уже без крамольной повести. Весь прежний тираж «Нового мира» был уничтожен.

Постановление, не предназначавшееся для печати, принято ЦК партии 13 мая 1926 года. Новомирская повесть объявлена «злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии…».