Друзья и знакомые

Друзья и знакомые

Теперь – про упреки, скажем так, содержательные. Упрекали нас в том, что мы не занимались установлением прототипов. Даже общеизвестные не указали.

Что ж, бывают случаи, когда установление прототипов обязательно. Например, при комментировании «романа с ключом».

Как известно, в романах подобного рода авторы изображают персонажей так, чтобы под вымышленными именами читателями были опознаны реальные лица, соотнесенные с памятными событиями. Вот почему и необходим «ключ» – перечень соответствующих прототипов.

Идея «романа с ключом» была весьма популярна ко второй половине 1920-х годов. Причем ее популярность обусловлена не только политическими факторами.

К примеру, в 1928 году опубликованы романы В. А. Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» и К. В. Вагинова «Козлиная песнь». Там решались задачи литературной полемики, соответственно, прототипы большинства героев-литераторов были узнаваемы[226].

Удача сопутствовала обоим авторам. Годом позже В. Б. Шкловский – в статье о специфике различных форм беллетристики – акцентировал: «Писатели, начавшие безматериально, люди типа Каверина и Вагинова, перешли к памфлетным мемуарным романам»[227].

Однако подчеркнем: рассуждения о прототипах уместны, когда доказано, что автор на опознавание рассчитывал. Так, еще один пример «романа с ключом» – «Алмазный мой венец». Героями стали знаменитые писатели, современники автора, получившие условные имена. В частности, Ильф и Петров – «друг» и «брат».

Широко известно сформулированное там суждение Катаева. По его словам, все персонажи «Двенадцати стульев» были «написаны с натуры, со знакомых и друзей, а один даже с меня самого, где я фигурирую под именем инженера, который говорит своей супруге: «Мусик, дай мне гусик» – или что-то подобное».

В самом деле, отдыхающий на крымской даче инженер Брунс говорит «что-то подобное». Жена его жарит гуся, вот муж и проявляет нетерпение.

Катаев тоже отдыхал в 1927 году на крымской даче. Жена его – Мария, уменьшительно же Маруся или Муся.

Вот и все черты сходства. Если их можно считать таковыми. И не объяснено толком, с какой стати Катаев решил, что он – в ту пору тридцатилетний, вполне спортивный, энергичный, азартный – похож на пожилого, вальяжного и бесхарактерного чревоугодника, изображенного Ильфом и Петровым.

Допустимо, что каждый персонаж романа «Двенадцать стульев» похож на одного из «друзей и знакомых». Или нескольких. Черты сходства отмечены в нашем комментарии.

Но лишь тогда отмечены, когда мы сумели доказать: Ильф и Петров намеренно формировали образ так, чтобы современники увидели сходство с кем-либо из «друзей и знакомых». Одним или несколькими.