Итак, тут для нас важно, во–первых, очевидное портретное сходство героя с автором и, во–вторых, то, как подключается эта вроде бы побочная тема с Викой. Такое впечатление, что автор не сумел, да просто не смог, сказать на первоначально взятом материале (мать) то, что ему хотелось бы, — вот и пришлось, дабы выразиться полнее, добавлять эту Вику. Однако линия Вики постепенно переросла линию матери, оттеснила ее, хоть и осталась в сознании автора как бы подчиненной.

То, что Марлинский добавляет эту Вику, когда ему нечего стало говорить о матери (а это видно, ибо швы у него шиты белыми нитками), позволяет предположить, что и мать и Вика — это фактически одно лицо, или, точнее, две ипостаси одной фигуры — некой женщины (вовсе не матери и не Вики, а Лики, как читатель уже догадался), с которой у автора был неудачный роман, что мы уже и знаем из реальности. Но как он протекал и в чем его неудача?

И Марли, и его герой — люди, с которыми ни одной женщине интересно быть не может, — им нечем привлечь женщину. Они ее еще могут взять с налету, но удержать около себя… удержать могут только одним способом — индуцируя жалость. Женщина должна пожалеть их, и как раз только жалость, мне кажется, связывает некоторое время Вику с героем Марлинского — жалость к его несостоятельности. Но именно эта жалость более всего ненавистна и Марли, и его герою; именно из–за нее он и бесится, и хочет убить свою мать, жалеющую его и «тайно прикупающую пеленки». Мать ведь здесь воплощенная жалость, так же как Вика — женственность (побеждающая героя своей материнской жалостью).

В рассказе есть одна сцена: мать встречает Вику и просит не бросать героя, который, узнав об этом, бесится, понимает, что все у него кончено с Викой, и решает, что мать должна умереть, — такой вот бином Ньютона! В другом месте: Вика звонит ему после долгого перерыва, и он ей что–то плетет про рай в шалаше, на что она замечает, что он, видно, давно не спал с женщиной, и предлагает помочь ему в этом — тут герой бросает трубку и моет лицо холодной водой, поминая недобрым словом мать, свой идиотизм и какие–то сбитые самолеты. И так далее — таких сцен много.

Как видим, весь рассказ структурно задан двумя точками — матерью и Викой, — двумя зарядами, создающими силовое поле, в котором мечется безвольный герой; двумя полюсами — жалостью и женственностью.

Что это нам дает? Ну, во–первых, подтверждение моего прежнего предположения, что лику с Марлинским могла свести только жалость. Не женственность! Конечно, был и этот элемент (ведь жалость и женственность на деле трудно разделить), но здесь он — элемент женственности — пассивен. Однако Марли, как и его герою, ненавистна жалость — он хотел бы, чтоб его любили за мужество, а не за убожество. Но какое у Марли мужество? — так, одно только слово. И вот он мечется, и эти метания заставляют Лику (хоть и очень молоденькую девочку — а может быть, как раз именно по молодости?) еще больше жалеть его. Так готовится скорый разрыв.