– Боги простят! Уж богов своих мы долей в добыче не обидим. Будут им и «божьи сорочки» из паволок багряных, чаши золотые и быки тучные, а пожелают – девы и отроки молодые! Ждут от нас боги даров дорогих, а за то пошлют нам великие милости, земле плодородия, потомства и скота умножение!

И все кричали, стучали по столу черенками ножей, чашами и питейными рогами. Боги толкали их в поход на богатые греческие земли. Боги, которые тем больше обещали дать, чем больше им приносили земных даров.

Иной раз Олег задумывался: а есть ли вообще какие-то боги у этих людей, что сидели за длинными столами в гриднице Вещего?

Вон Сигге Сакс – приятный с виду человек с добрыми глазами. Когда в последний раз ходили на деревлян, он со своей дружиной сжег два или три городка со всеми жителями и добром – ему было весело, и плевать на добычу!

Дружины привлекают таких людей со всего света: что в мирной жизни преступление, чреватое в лучшем случае изгнанием, в походе, – великий подвиг, обеспечивающий почетное место на пирах. И едва человек выйдет из-под власти рода, держащего в крепкой узде обычая и порядка, на волю порой вырываются такие чудовища, каким место, казалось бы, лишь в самых древних старинных сказаниях. И не верится, что в наш устроенный век такое возможно.

Рядом с Саксом притулились купцы: Гудила Скрипун и жид Саврила Булартай, из волжских булгар родом. Оба – с масляными глазами и беспокойными улыбками. Они из тех, что вечно вьются рядом с людьми вроде Сигге, скупая у них по дешевке пленников, скот, полотно, зерно из захваченных припасов. Одному их товарищу прошлой осенью на пиру у Свенгельда выпустили кишки – наутро, протрезвев, никто не помнил почему и за что.

«Не дрожи, прорвемся!» – хлопает Гудилу по плечу в пьяном дружелюбии Требимир Кровавый Глаз. И Гудила всем видом изображает: мужики, я с вами, я весь ваш, только мне страшно…

– Да мы… Да я… – ревет где-то в том конце Руалд. – Что эти греки! Я Рагнара Лодброка видел… маленьким!

Какой толк рассказывать им о непревратной дружбе и доброй воле?

Их души должны переродиться, чтобы они стали способны применить добрые чувства не только к своим соратникам, но и ко всем людям.

Это могла бы сделать Христова вера… но этот путь они отрезают себе, убивая христиан и разоряя храмы.

Они не преступят клятвы, данной на оружии, с именами своих богов.

Даже самые бессовестные из них почитают единственного бога – свою удачу, а у этого бога есть одна заповедь: «Не зарывайся». Обычно они понимают, когда заканчивается отведенный тебе запас удачи и надо какое-то время посидеть тихо. Поэтому выждут окончания тридцатилетнего срока, которое отодвинет прежнюю славу в область преданий и станет требовать ее обновления.