– У нас общий враг, и это – греки. Они не знают единого правящего рода, и редко у них бывает, чтобы сын наследовал отцу, а внук садился на престол деда. Дядя норовит оскопить племянника, брат подсылает убийц к брату. Василий Македонянин одалживал царю Михаилу свою жену, а сам в то время спал с царевой сестрой; и поныне греки не знают, считать ли законным наследником Константина, сына Льва, когда Лев родился у жены Василия от Михаила. И теперь они учат нас своему закону!

Ингвар покрутил головой: да не может такого быть! Окинул взглядом покой и отметил, что епископа здесь нет, как и кого-либо из Великого Преслава. Кавхан Георги уехал к Петру со всеми приближенными, здесь остались только сторонники Калимира и Бояна.

– Мы, болгары, хорошо знаем греков, – продолжал Калимир. – Среди моих родичей-печенегов, живущих не в мраморном дворце, а в войлочной кибитке, возносящих хвалу своим богам под синим небом, а не под золотым сводом церкви, нет столько корыстолюбия, жестокости, самохвальства, высокомерия, продажности. Много они говорят о своем превосходстве над всеми народами в мудрости, но видим мы, что они поистине превзошли всех в распутстве и лживости. Когда кто-то говорит правду – Бог это видит. Когда кто-то лжет – Бог тоже это видит. Болгары сделали много добра грекам, а греки об этом забыли – но Бог и это видит! И вы, русы, – он взглянул на Ингвара, – уже не первую сотню лет знакомы с ними. Я слышал, твой дядя, Олег Вещий, – на этот раз Ингвар не стал поправлять, что Вещий приходится дядей не ему, а жене, – быстро понял их песью породу и не стал пить их вино, угадав в нем яд. Так давай же сейчас выпьем с тобой за то, чтобы мы всегда были едины в нашей ненависти к этому племени и в своей борьбе с ним. Подайте чашу Никифора!

Он сделал знак своим отрокам, и ему с почтением, на блюде, покрытом златотканым шелком, поднесли чашу без ножки. На первый взгляд она показалась Ингвару просто серебряной и украшенной красными самоцветами. Но он заметил, что у Калимира задрожали руки, когда он взял ее, и даже Боян невольно нахмурился.

– Эта чаша… – Калимир взглянул на гостя, – это особая чаша. Другой такой нет на свете. Мы зовем ее чашей Никифора. Но не потому, что она получена от Никифора в дар либо изготовлена им. Я получил ее в наследство от моего деда Владимира, старшего сына Бориса: уже полтораста лет она передается в нашем роду старшему сыну. А первым ею владел наш предок, хан Крум. Он разбил аваров, навсегда раздавил аварский каганат. Он присоединил к стране болгар этот город, где мы с вами сейчас, и первый из болгарских князей пировал с дружиной в этом покое. Он вел войну с Никифором, василевсом ромеев. В этой войне он захватил сто тысяч литр золота, и столь богатой добычи никогда не видели люди. В злобе своей Никифор приказал убивать наших детей и жен, желая истребить и народ болгар, и державу их. Он разрушил Плесков, тогдашнюю столицу нашу, захватил всю болгарскую казну. Крум поначалу хотел с ними мира и сказал: «Ты победил, так возьми же, что тебе угодно, и уходи». Но Никифор не желал уйти с миром, он хотел полной гибели болгар. Тогда Крум собрал новое войско, и даже жены болгарские встали в стремя и взяли оружие вместо павших своих мужей. Он настиг войско греков в горах, перегородил стеной проходы, не давая им собраться вместе. А потом обрушил на них свой меч, словно ураган! Множество греков болгары иссекли мечами, утопили в реке. Никифора взяли в плен и привели к Круму. И хан сказал: «Ты не послушался, когда я предлагал тебе уйти с миром. Теперь оставайся же навсегда в болгарской земле, и отныне ты будешь верным моим спутником на всех пирах». Он приказал перед глазами своими отрезать Никифору голову и потом сделать из нее вот эту чашу.