– Поверь мне – так будет! – Отец сжал мои руки. – И еще я тебе скажу, что у меня на сердце. Когда эти земли объединятся под рукой одного доброго князя, что возьмет власть не через брань и кровь, а по доброму согласию, мы найдем и другое, что будет объядинять нас. Это вера Христова, учение добра и единения. Средство спасти роды и племена в сей жизни и в будущей. Но сама посуди – возможно ли это, пока ими правят такие люди, как Ингвар и Мистина?

Я не знала, что ответить. Мой отец, в общем-то, хотел того же, что и вся русь: объединения земель и родов под общей властью. Но прежде чем это сможет произойти «по доброму согласию», предстояло пройти вброд еще не одну кровавую реку…

* * *

Над болотом сгущалась сероватая мгла. Сперва Соколина думала, что просто собирается дождь, но потом поняла, что дело еще хуже: близко ночь. А она так никуда и не пришла. Вроде бы и не кружила, не проходила два раза по одному и тому же месту, но, очевидно, плутала. Было бы солнце, тогда было бы легче не сбиться с направления! Но теперь деваться некуда: пока совсем не стемнело, надо искать сухое место и устраиваться на ночлег. Мало радости: почти без ничего ночевать в лесу близ болота осенью, но еще хуже – оказаться застигнутой среди топи, где даже не сесть.

Пройдя еще сколько-то, Соколина с облегчением увидела впереди справа несколько довольно высоких сосен и побрела туда. Вот и твердая земля. Зеленый брусничник, серый валежник. Она отыскала самое сухое место, набрала палок посуше и принялась выбивать огонь.

Только усевшись наконец у костра на охапку веток, Соколина поняла, до чего же устала. Мышцы ног, непривычные к снегоступам, отчаянно болели. Обувь, разумеется, промокла, как и подол, едва не до колен. Шерстяные чулки греют и мокрые, поэтому она просто подвинула ноги поближе к огню и держала, пока влага в пряже не согрелась и не стало слишком горячо – будто в горячую воду окунула. Воткнула в землю пару палок и надела черевьи на верхние концы. Излюбленный предмет дружинных шуток – жареные черевьи и паленые чулки. Сколько раз ей приходилось надвязывать дыры, вот так вот прожженные на костре во время походной сушки! Пожалуй, именно эту работу из всех женских рукоделий она умела делать наиболее искусно. Но самой ей вовсе не хотелось остаться посреди болота без обуви, поэтому за черевьями она следила куда более пристально, чем за едой, если бы та у нее была.

Хлебушка бы хоть кусочек! Яичко бы вареное! Такой роскоши Соколина не видела уже многие дни – после того как Ходишка однажды приволок шапку утиных яиц, найденных в гнезде на островке. Держанка тогда еще недоумевала: яйца же не растут после того, как утка их отложила? Нет? Но как тогда утка ухитрялась таскать в брюхе яйца, которые вместе больше, чем она сама? Ходишка и Богатка на другой день сводили их на этот островок: там гнездилось много уток, и часть птенцов уже вылупилась и даже пустилась плавать. Утята плыли, как пяток коричневых комочков пуха, а один – то ли самый глупый, то ли самый умный – не побежал к воде, а спрятался под подолом у Святанки, залез на ногу и там, видать, считал себя в безопасности…