Глава 9
Глава 9
– Ты говорила, что ваш род – потомки Харальда Прекрасноволосого?
Прияна подняла глаза от огня. Обратно из Полоцкой земли в Смолянскую обе дружины двигались неспешно: вверх по течению Двины приходилось подниматься на веслах, поэтому на то же расстояние требовалось в два, а то и в три раза больше времени. К тому же от летней жары понижался уровень воды, обнажая больше мелей, что тоже замедляло движение. На ночь Святослав и Равдан разбивали каждый свой стан, каждый выставлял свои дозоры. Тем не менее нынче вечером, когда все уже поужинали и младшие потащили котлы на реку мыть, к шатру Равдана, где у костра среди отроков сидела Прияна, явились все старшины киевлян: Святослав, Улеб и их вуй Асмунд. Причем Святослав даже надел свой красный кафтан: днем в лодье Прияна видела, он был просто в рубахе, как все. Поздоровались, сели на бревна, покрытые плащами – вот уж перед кем не приходилось извиняться за столь неудобное сиденье! – и замолчали с чинным видом, показывая, что пришли просто так. В гости.
Равдан и Асмунд перебрасывались какими-то необязательными словами. Прияна видела, что оба брата не сводят с нее глаз, но молчала. Она так и не поняла, кем ей считать себя: невестой или пленницей? До сих пор Святослав лишь объявлял ей свою волю, не спрашивая: а хочет ли она ехать с ним в Киев? Давний уговор на этот счет вроде бы избавлял его от необходимости спрашивать, но своей попыткой сбежать в Полоцк она ясно дала понять, что передумала. И вот чем он считает ее теперь – своей добычей? Равдан предпочитал не обсуждать это, пока они не окажутся у Станибора в Свинческе. Прияна подавила вздох: вот уже дважды она уезжала из дома, пытаясь выйти замуж, и второй раз возвращается ни с чем. Недоля привязалась, хоть плачь! Или Кощеюшка ворожит…
Но вот Святослав все же придумал, о чем с ней поговорить.
– Так и есть, – ответила она, без спешки переведя на него взгляд. – Моя бабка Рагнора, мать отца, была дочерью Харальда. У него родилось девять дочерей, но она пережила их всех. Она прославилась как колдунья, умела насылать страшные проклятья, заранее предсказала час своей смерти. Мне сравнялось восемь лет, когда она умерла. Гибель ее была жуткой: темной весенней ночью ее утащил к себе в могилу недавно похороненный мертвец и проломил ей голову. Так их и нашли: он сидел на своем сиденье в могильной яме, а она, тоже мертвая, лежала у него на коленях. Бабку похоронили, но через несколько месяцев она сама начала ходить к нам в избу по ночам…
Озаренная отблесками костра среди вечерней тьмы, Прияна рассказывала в нерушимой тишине; слушали не только киевляне, но и свои отроки, которые уже хорошо знали эту жутковатую повесть. Сосредоточенно и задумчиво слушал Равдан, держа руку на рукояти своего знаменитого варяжского топора со змеем на лезвии. Но и Прияна не ощущала обычной досады – в этот раз ее ведь никто не просил «рассказать про Кощея», но рассказ как-то сам запросился наружу. И с удивлением она ощутила то самое вдохновение, которое, должно быть, ощущал Сверкер, впервые повествуя об этом в гриднице перед смолянскими боярами. Ей есть что рассказать светлому князю русскому, чем удивить. И это грело сердце.