— Ничего. Дальше — как в поэме вашего соседа: «И бросила ему в лицо Свое венчальное кольцо!»

— Но ей-то пришлось дальше трудно, — сказал Лермонтов. — Не так просто, оказывается, попасть из княгини в графини. В свете ее не хотели принимать. Все отворачивались от нее. Она ходила потерянная. Пока не приехал в Москву наш государь…

— Нынешний?

— Нет, что вы. Он тогда был еще маленький. Государь Александр Павлович. Благословенный!

— А что сделал с ней покойный государь? Взял себе в любовницы? Говорят, он был герой по этой части!

— Вы имеете в виду какого-то другого государя. А тот был рыцарь! — сказал Пушкин Лев.

— Государь Александр подошел к ней на балу и сказал: «Графиня, разрешите! Тур вальса!»… — продолжил Лермонтов. — И они пошли танцевать! И тут-то весь свет словно проснулся… знаете, бывают такие просыпания… И все дамы всех возрастов стали окликать ее одна за другой: «Милая графиня! Как я по вас соскучилась!..»

— Весьма поучительно! — добавил Лев Пушкин. — Видите, как важно иметь государя!

Эмили рассмеялась.

И тут вошел Мартынов, поклонившись церемонно всем, и остановился у фортепьяно, возле Наденьки Верзилиной. Он был в обычном своем черкесском наряде, к которому все привыкли. Но кинжал выделялся, как всегда. Он был первое, что бросалось в глаза. Мартынову не понравилось, кажется, что Эмили сидит между Лермонтовым и Пушкиным.

Нет, все было немножко не так. Пока они втроем говорили, звучала музыка. Серж Трубецкой продолжал играть.

И в прежнем тоне насмешливого разговора Лермонтов сказал, чуть наклонившись к Эмили:

— Montagnard au grand poignard! — и что-то еще по-русски… так вышло!

Но в тот момент (может, нарочно) Серж на миг прервал игру: ему — у фортепиано с его пуфика — было хорошо видно их троицу и кто к кому наклонился… и слова прозвучали на весь зал… В общем, это было простое mot, которое не раз уже повторялось в разных обстоятельствах: «А этот горец с большим кинжалом опасен!» — что-то в этом роде. Вот всё, что он сказал. Но слово «poignard» прозвучало особенно громко. И Мартынов закричал как ужаленный:

— Сколько я просил вас оставить свои шутки при дамах! — и быстро отошел от фортепьяно.

— Ну что? Доигрались? — спросила Эмили Лермонтова не слишком дружелюбно.

Она в самом деле была расстроена или напугана.

Он пожал плечами. Это сказано было ей, а не кому другому. Он просто при виде Мартынова продолжил разговор с ней в прежнем тоне. В данном случае он никого не хотел обидеть, тем более Мартышку. Он и не думал о нем. Но… Серж прервал игру. Это судьба.

Он сказал Эмили: