— Я хочу стать наихристианнейшим королём. Я же ничем не хуже Людовика?

— Лучше, ваша светлость, — хором убеждали его придворные, внушая, что во главе с ним, или, по крайней мере, его именем на этот раз уж точно они свергнут короля-паука. Но прежде для надёжности — ведь в исторических кризисах такого рода кронпринцы всегда создают ненужные осложнения — следует насильственно устранить дофина.

Герцог Карл не сразу понял смысл этого вкрадчиво изложенного убийственного предложения.

— Это совершенно необходимо сделать? — спросил он.

— Король Эдуард не колебался ни минуты ради блага Англии. И вы не должны — ради блага Франции. Великие короли никогда не бывают нерешительными.

— Это кто назвал меня нерешительным?

Весьма нелегко было преодолеть все те барьеры, которыми окружил себя Людовик, стараясь обеспечить себе безопасность: личная охрана, внешняя стража, солдаты, шпионы, шпионящие за шпионами. Зная подозрительность короля, никто не стал бы предпринимать немедленных попыток. Король никогда не утратит бдительность, а вот другие, менее осторожные, которым терять нечего, с течением времени — утратят наверняка.

Слухи о том, что все старые враги и предатели собираются вокруг трона его брата, достигли наконец ушей Людовика. Он писал брату дружеские письма, просил его объяснить, почему он не довольствуется тем, что владеет богатством Гиени, предлагая одну, две... четыре провинции в придачу к тем, что уже были у Карла. Карл Гиеньский даже не удостаивал его ответом, но герольд, который тщетно ждал ответа, сообщил, что армия открыто собирается в Гиени, и корабли курсируют между Бордо, Портсмутом и Дюнкерком. Гиень, Англия и Бургундия имеют морское сообщение! Медленно, упорно они плели сеть, в которую он попадётся. Теперь нет смысла спрашивать, почему брат не удовлетворён!

Он готовил себя и своих полководцев к гражданской войне, самой печальной на свете, потому что друг против друга будут воевать он и его брат. Оливье часто давал ему выпить лекарство на ночь, и всегда он выпивал его, но всё же он не мог заснуть — и тогда Оливье за свой счёт, ведь теперь он мог себе это позволить — нанял арфистов, чтобы те играли под дверью комнаты, где он спал теперь один. Шарлотта никогда не видела его во время приступа. В теперешнем состоянии Людовик боялся, что у него случится приступ. Он сказал королеве, что ей теперь безопаснее было бы находиться в детской спальне. Решётки на её окнах были не менее надёжны, чем в камере кардинала Балю. Король редко разрешал ей выходить с детьми даже в сад. Он напомнил ей, как однажды давно черепица сорвалась с крыши и упала в дюйме от него, чуть не задев. Королева жаловалась, что взаперти страдает здоровье детей.