— Зато они живы, — резко возражал он. Если Сен-Полю, герцогу Алансонскому, Немуру и другим его вассалам удастся сделать его брата королём, детям не жить. Герцог Гиеньский с обезоруживающей наивностью хвастался, что станет наихристианнейшим королём уже в этом году. Он поставил графа Жана д’Арманьяка командовать гиеньской армией. Услышав об этом, Людовик не мог поверить своим ушам, но это был шаг к гибели.
Король разослал людей в Италию, Швейцарию, Шотландию, Савойю для пополнения своей армии. Он предлагал такое жалованье, какое не получал до этого ни один наёмник. Тысячи мужчин вступали в его армию. Но были тысячи и в гиеньской армии, и ещё больше — в английской, и то были ветераны войны Роз. Старые воспоминания об этих жестоких убийцах терзали его. И нужно добавить к этому бургундцев.
Он обратился к Папе с просьбой рассудить их с братом. Папа ответил предложением выпустить кардинала Балю из клетки, которая, насколько известно его святейшеству, была четырёх футов шириной, шести — высотой и восьми — длиной. Король сердито отвечал, что Балю был в заключении лишь несколько месяцев, а теперь содержится в удобной сухой камере в Шатле, что совершенно не отвечает распространённым слухам, и предложил святому отцу прислать миссию по расследованию, добавив саркастически, что его клетки совершенно не такие, как итальянские: гораздо более просторные. Он, конечно, порвал это письмо и написал ещё одно, более дипломатичное. Но не отпустил кардинала, и Папа не стал вмешиваться в его ссору с братом.
Одна из дипломатических акций, о которой упоминалось в письме к Папе, вошла в историю. Людовик приказал точно в полдень всем возносить молитвы о мире. И каждый француз, кто бы он ни был, что бы он ни делал, должен был остановиться и, заслыша, как колокола возвещают поддень, склонить голову и трижды прочитать «Аве Мария».
. Массовые молебны в масштабах всей страны, предписанные королевским указом, прежде известны не были. Людовик настойчиво стучался в райские врата и надеялся быть услышанным. Если даже один молящийся имел шанс, что молитва дойдёт до небес, то у молитв шестнадцати миллионов человек, сливающихся в одну, было в 16 миллионов раз больше шансов.
Не все молились истово, особенно — знать. А вот простые люди, как всегда, хотели мира. Угроза новой, ещё более долгой, более жестокой войны, где будет использоваться другое, более изощрённое оружие, мрачной тучей нависла над землёй. Тысячи людей в мастерских, миллионы — в полях, везде, где только быв слышен колокольный звон, — простые люди Франции обнажали головы, останавливались и молились Пресвятой Богородице. Прекрасному национальному обычаю суждено было продолжать своё существование ещё очень долго, даже после того, как все забыли о том, что вызвало его к жизни, превратились в прах первые поколения участников этих всенародных молебнов, а король, приказавший их учредить, стал легендой.