– Я их занесу. Помогать не нужно. Я сам их занесу.

Юджин помассировал виски.

– Слушай, я в сложном положении. Нельзя же их на жаре оставить, это жестоко.

– Ясно, – холодно отозвался Юджин.

Самочувствие змей его не волновало, его волновало то, что змей кто-нибудь увидит, если их оставить во дворе без присмотра – или мистер Дайал, или таинственный шпион в машине с откидным верхом, как знать. Вдруг он вспомнил, что во сне еще видел змею, очень опасную змею, которая выбралась на свободу и ползала где-то в толпе.

– Ладно, – вздохнул он, – заноси.

– Обещаю, уже завтра утром их тут не будет. У тебя от этого одни неприятности, я понимаю, – сказал Лойал. Он с откровенным сочувствием глядел на Юджина пронзительными голубыми глазами. – Из-за того, что я приехал.

– Да ты тут ни при чем.

Лойал провел рукой по волосам:

– Я что хочу сказать, я был рад знакомству. Ну а коли Господь не позвал к тебе змей, ну что же, значит, у Него на то были свои причины. Он иногда и ко мне их не зовет.

– Понимаю, – Юджин чувствовал, что надо бы еще что-то прибавить, но никак не мог подобрать верные слова. Да и в подлинных чувствах признаваться было стыдно: в том, что он сник и пал духом, в том, что не ощущал в себе истинной доброты, ни сердцем, ни разумом. Что и кровь-то у него дурная, и род дурной, что Господь с презрением глядит на него и отвергает его жертву, как отверг жертву Каина.

– Когда-нибудь Он и меня призовет, – сказал он с деланой бодростью. – Господь просто пока не нашел для меня места.

– Он может и другой дар ниспослать, – сказал Лойал. – Дар молитвы, проповеди, пророчества, предвидения. Наложения рук. Труда, доброты и милосердия. Даже в твоей семье, – он слегка замешкался, – есть те, кто в этом нуждается.

Юджин устало глянул в добрые, честные глаза гостя.

– Дело не в том, чего хочешь ты, – сказал Лойал. – Дело в том, чего возжелает Господь.

Гарриет зашла на кухню с заднего двора: пол был мокрый, столешницы чистые, но Иды нигде видно не было. Дома было тихо – не слышно ни шагов, ни шума вентилятора, ни бормотания радио, только монотонно гудит холодильник. За спиной у нее что-то скрипнуло, она дернулась, обернулась и увидела, как по оконной сетке ползет маленькая серая ящерка.

От жары и запаха сосновой полироли, которой Ида натерла столы, у Гарриет разболелась голова. В столовой среди сваленных в кучу газет раскорячился массивный сервант из “Напасти”. На верхней полке у него стояли два овальных блюда, похожих на вытаращенные глаза, а сам сервант, полуприсев на гнутых ножках – будто встав в стойку, – слегка, бочком, отклонился от стены, словно запыленный старый рубака, который готовится перемахнуть через стопки газет. Протискиваясь мимо него, Гарриет ласково провела по дверцам рукой, и старый шкаф как будто вытянулся в струнку, услужливо позволив ей пройти.