Замки у них дома все старые, с защелками, их взломать легче легкого. На парадной двери и на двери черного хода сверху были еще шпингалеты, но от них и вовсе не было толку. Шпингалет на двери черного хода Гарриет сломала сама, ей за это влетело. Она подумала, что замок заело, и навалилась на дверь всем телом, а теперь, уж сколько времени прошло, а он так и болтался на прогнившей раме и держался на одном-единственном гвозде.

Окно было открыто, дул зябкий ветерок. И наверху, и внизу – все окна открыты, подперты вентиляторами, окна открыты чуть ли не в каждой комнате. Стоило об этом подумать, и Гарриет будто в кошмарном сне очутилась – почувствовала себя голой, незащищенной. Кто ему помешает к ним залезть? Да и не станет он возиться с окнами, когда тут какую хочешь дверь вскрыть можно.

В кухню вбежала босая Эллисон, схватила телефон, как будто собралась кому-то звонить – пару секунд послушала, странно нахмурившись, потом нажала на рычаг и аккуратно положила трубку на место.

– С кем она разговаривает? – спросила Гарриет.

– С папой.

– До сих пор?

Эллисон пожала плечами, но было видно, что она встревожилась. Она опустила голову и выбежала из кухни. Гарриет нахмурилась, выждала еще минуту, а потом подошла к телефону и тихонько сняла трубку.

Было слышно, что работает телевизор.

– …не должна тебя винить, – раздраженно говорила мать.

– Не глупи, – даже по тому, как отец дышал, было слышно, до чего ему скучно, до чего ему это все осточертело. – Не веришь – приезжай, сама убедишься.

– Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Гарриет тихонько нажала на рычаг и положила трубку. Она боялась, что они о ней разговаривают, но все обстояло куда хуже. И так было плохо, когда отец к ним приезжал – дома стоял шум, крик, и всех потряхивало от одного его присутствия, но его хотя бы чужое мнение волновало, и в присутствии Эди с тетушками он вел себя получше. Гарриет было спокойнее, когда она знала, что они тут, рядом, всего в паре кварталов. Да и дом у них был большой, всегда можно осторожно прокрасться мимо и потом почти весь день не попадаться ему на глаза. Но в Нэшвилле у него была маленькая квартира – всего пять комнат. Там от него не спрячешься.

Тут, словно в ответ на ее мысли, за спиной у нее раздался грохот – бабах! – и Гарриет так и подскочила, вскинув ладонь к горлу. Окно с грохотом захлопнулось, куча вещей (журналы, красная герань в глиняном горшке) свалилась на пол. Несколько жутких, как будто бы безвоздушных секунд (занавески не шелохнутся, ветерка нет и в помине) Гарриет глядела на разбитый горшок, на разлетевшиеся по линолеуму комья земли, потом подняла голову, боязливо оглядела темные углы. Отблеск заката на потолке был кровавым, страшным.