– ЭДИ!

– Давай-ка потише, лапуля, – сказала медсестра, засадила иголку Гарриет в руку и нажала на поршень.

– Эди! Нет! Они здесь! Не уходи! Не.

– Я вернусь. Выслушай меня, – Эди вскинула голову, умело оборвала истеричные причитания Гарриет. – Мне нужно отвезти Эллисон домой, а потом я заскочу к себе, соберу кое-какие вещи, – она обернулась к медсестре. – Поставите у нее в палате еще одну койку?

– Конечно, мэм.

Гарриет потерла след от укола. Койка. Слово это звучало так по-детски, так успокаивающе – как покой, или кот, или как детское прозвище Гарриет – Готтентот. Она будто вертела это слово на языке, округлое, милое слово – гладкое, твердое, темное, будто комочек сухого солодового молока.

Вокруг все улыбались, и она заулыбалась в ответ.

– А кто-то у нас хочет баиньки, – услышала она голос медсестры Бонни.

Где же Эди? Глаза у Гарриет закрывались сами собой. На нее навалилось громадное небо, облака несутся в сказочную темноту. Гарриет закрыла глаза, увидела дрожащие ветви деревьев и моментально уснула.

Заложив руки за спину, Юджин слонялся по прохладным коридорам. Когда медбрат наконец выкатил девочку из смотровой, Юджин, стараясь не подходить слишком близко и делая вид, что просто прогуливается, пошел за ними, чтобы посмотреть, куда ее повезут.

Медбрат остановился, вызвал лифт. Юджин развернулся, решив пойти по лестнице. Гулко протопав по ней, он спустился на второй этаж и услышал звон – металлические двери лифта открылись, медбрат вывез каталку.

Он покатил девочку по коридору. Юджин тихонько прикрыл тяжелую дверь и, щелкая каблуками по плиткам, проследовал за ними. Держась на безопасном расстоянии, запомнил, в какую палату ее отвезли. Потом он вразвалочку вернулся обратно к лифту и внимательно изучил все детские рисунки, пришпиленные к доске объявлений, и подсвеченные сладости в гудящем автомате.

Говорят, собаки всегда воют перед землетрясением. Что ж, в последнее время как что плохое случалось, так всегда где-нибудь поблизости оказывалась эта черноволосая девчонка. И девчонка была та самая, никаких сомнений. Он ее хорошенько рассмотрел тем вечером, возле миссии, когда его змея ужалила.

И вот – снова она. Юджин со скучающим видом прошелся мимо ее палаты, дверь была открыта. Юджин скосил глаза – тускло горела потолочная лампа, свет постепенно сгущался, темнел. На кровати ничего и не разглядишь, так, холмик под одеялами. Над ним, поближе к свету, распластавшейся в стоячей воде медузой висел прозрачный пакет капельницы и тянул вниз длинное щупальце.