– Гарриет! Ха! Подруга, ты с ним покончила! Он попался!

– Я.

Гарриет лихорадочно соображала, что бы сказать – и никак не могла придумать. Связь была плохая, но из трубки неслись такие громкие, победные вопли, что Гарриет боялась, как бы их не услышал мистер Дайал.

– Так держать! – От возбуждения он с грохотом уронил телефон, потом его голос, оглушительный, задыхающийся, снова зашумел в трубке. – В газетах писали.

– Что?

– Я знал, что это все ты. А почему ты в больнице? Что случилось? Ты пострадала? В тебя стреляли?

Гарриет по-особенному прокашлялась – подала условленный сигнал, который означал, что она сейчас не может говорить.

– А, да, – сказал Хили, мигом поостыв. – Прости.

Мистер Дайал забрал конфеты, одними губами произнес: мне пора бежать!

– Нет, пожалуйста, – запаниковала Гарриет, но мистер Дайал уже пятился к двери.

Еще увидимся! – бурно жестикулировал и говорил одними губами мистер Дайал. – Машины меня заждались!

– Тогда отвечай только: да или нет, – говорил Хили. – Ты влипла? Гарриет со страхом глядела на открытую дверь. Мистера Дайала, конечно, не назовешь добрым и понимающим человеком, но он хотя бы был толковый: весь такой высокоморальный и несгибаемый, прямо честь и совесть нации. Был бы он рядом, никто ее бы и пальцем не посмел тронуть.

– Тебя арестуют? Полицейский палату охраняет?

– Хили, ты можешь кое-что для меня сделать?

– Конечно! – ответил он, сразу посерьезнев, будто терьер, который почуял след.

Гарриет, поглядывая на дверь, сказала:

– Поклянись.

Говорила она полушепотом, но в ледяной тишине, в комнате, где кругом были одни гладкие пластмассовые поверхности, ее голос разносился слишком далеко.