Звонить начали вскоре после того, как окончились грозы, и звонили всю ночь, в основном горожане, желавшие знать, когда им, черт побери, дадут свет. Баллотируясь в мэры города, Гас допустил серьезнейшую ошибку (и что на него нашло?): он обнародовал свой домашний номер. Если Гас правильно помнил, он хотел выглядеть истинным слугой народа, открытым и всегда доступным для избирателей. Правда, быстро выяснилось, что пообщаться с ним рвутся, особенно среди ночи, или пьяные, или сумасшедшие, или те и другие вместе, так что сразу же после выборов, дабы оградить себя от психов, Гас завел автоответчик, а тем, с кем действительно хотел пообщаться, давал свой мобильный (и больше нигде его не светил). Автоответчик, предназначавшийся для всех прочих, уверял, будто каждый звонок очень важен (вранье) и Гас перезвонит при первой возможности (тоже вранье). Удивительно, как долго порой разглагольствовали звонившие. Некоторые сообщали о странных потусторонних зрелищах: коровы в полях помахивали ярко светящимися хвостами, на штыке у стоявшего перед библиотекой памятника солдату Армии Союза[34] синел таинственный шар, на кладбище Хиллдейл сияли каменные кресты. Один из звонивших предположил в этом происки сатаны. Скорее уж студентов, подумал Гас. До конца учебного года менее двух недель, пора розыгрышей в самом разгаре. И если кресты горели, так потому, что какой-нибудь идиот облил их жидкостью для розжига и чиркнул спичкой. Утром Гас скажет Реймеру, чтобы позвонил в больницу и узнал, сколько к ним обратилось подростков с ожогами.

Но были и другие, менее сверхъестественные происшествия. Позвонила мать Трупориканца Джо и сообщила, что ее сын ушел в таверну “Белая лошадь” и до сих пор не вернулся, а это значит, что его наверняка убили. Мать намекнула Гасу, что некие либеральные фанатики таят злобу на ее сына, поскольку он осмеливается говорить правду о меньшинствах, гомосексуалах и тех, кто захватил все вокруг, так что Америку уже нельзя назвать Америкой. В шестом часу утра позвонил последний псих и сообщил, что неизвестные грабители раскапывают могилу судьи Бартона Флэтта. Это, конечно, бред, но Гас на всякий случай связался с участком и отправил Миллера разобраться, в чем там дело. На месте преступления никого не оказалось, но в ста ярдах от въезда на кладбище со стороны Спринг-стрит Миллера ждала находка весьма неожиданная и пугающая. Огромный пласт земли – такой вместил бы и взрослое дерево со всей его обширной, пусть и засохшей корневой системой, и полдюжины гробов в придачу, в том числе очень старых, – непонятно почему оторвался, сполз по размытому ливнями склону и теперь маячил, как остров, посреди этой сраной дороги.