– А с моей Элис вы уже знакомы, – сказал Курт, явно озадачив Элис. Неужели она так быстро забыла Гаса? Ставя поднос, она случайно задела бутылку, та покачнулась и едва не упала, но Курт успел ее подхватить. Половина печенья просыпалась на пол.
– Извините, – сказала Элис скорее мужу, чем Гасу, который, присев на корточки, помог ей собрать печенье. – Я такая растяпа. Кто-нибудь, пристрелите меня.
– Ну это уж чересчур, – возразил Гас, рассчитывая на улыбку, однако Элис с тревогой смотрела на Курта, очевидно пытаясь понять, согласен ли он с Гасом. Но лицо Курта было непроницаемо, и Элис ушла на кухню.
Они допили бутылку – превосходное шардоне, – и Курт удалился в дом. Элис не возвращалась, Гас не знал, что и думать. Бокалов с самого начала было всего два. Ей нездоровится? Почему Курт не удосужился объяснить ее отсутствие?
– И давно вы здесь? – спросил Курт, вернувшись с новой бутылкой.
В вопросе его сквозило неодобрение, и Гас отвечал осторожно, пока хозяин умело откупоривал вино.
– Почти тридцать лет, – признался Гас. – Я не собирался задерживаться так надолго.
Курт налил ему бокал, уже третий, и бокал себе. Как и с первыми двумя, Гасу досталось чуть меньше. Уж не сказали ли Курту, что Гас не умеет пить, или это случайность? Гас решил, что, наверное, все же случайность. В конце концов, Курт сделал широкий жест, пригласил его выпить вина, а шардоне недешевое.
– Тридцать лет
Ладно, подумал Гас, может, это не Мадисон и не Анн-Арбор, но все же. Или этот тип действительно взвесил на весах все достоинства Шуйлер-Спрингс и нашел их очень легкими?[36]
– Наверное, я тут прижился и чувствую себя как дома, – промямлил Гас, решив, что третий бокал допьет, а четвертому не бывать.
– Все равно ведь непросто, да?
Почему он так странно улыбается?
– Прошу прощения, я не понимаю.
Курт пожал плечами:
– Вряд ли здесь много геев.
От удивления Гас ответил не сразу.
– Действительно, – произнес он наконец. – Правда, я толком не знаю, поскольку я не гей.
– Гм. – Курт снова пожал плечами, без намека на извинение. – А я почему-то так думал.