Поэтому, выглянув в окно спальни и увидев, что небо на востоке светлеет, мэр понял, что уже не заснет. Лучше встать и смело встретить день. Гас решил не ждать, пока привезут “Демократ” (обычно его доставляли в десятом часу), он сам отправится в Шуйлер, возьмет свеженький, только что отпечатанный номер газеты и прочитает, как его чихвостят, за дорогим капучино в новом “Старбаксе”, о котором все говорят. Три пятьдесят за чашку, конечно, многовато, но вроде бы там удобные кожаные кресла, Гас устроится в кресле и прочитает дурные вести о своем городке в относительно спокойной обстановке среди модных жителей Шуйлера, которые не видят ничего плохого в небольшом расточительстве. А когда он вернется в Бат к собственным немодным избирателям, дурные вести уже устареют и не будут его тревожить. Гас тихонько оделся и направился было к двери, но решил напоследок проверить Элис – тогда-то и обнаружил, что ее нет дома.

Бедная, добрая, потерянная женщина.

Кто виноват? Хотелось бы, конечно, обвинить Курта, чаще всего Гас так и делал. Но порой, вот как сейчас, признавал и свою причастность. Он, разумеется, знал, что проблемы у Элис начались еще до него, а может, и до Курта – тот утверждал, что в колледже Элис вела жизнь беспорядочную и раздвоение личности у нее из-за употребления кислоты, но Гас не верил, что Элис и впрямь так куролесила. Да, возможно, она пробовала наркотики – на дворе стояли семидесятые, в конце концов, – но исключительно с чьей-то подачи, и Гас подозревал, что именно Курт был ее личным Свенгали[35]. Ох и фруктом тот оказался. Приняв его на работу (и ведь решающим стал именно голос Гаса!), колледж допустил катастрофическую ошибку. Что еще хуже, Гаса предупреждали. Двое его коллег из отборной комиссии почувствовали неладное, какое-то противоречие, но какое именно, сформулировать не сумели, и Гас им указал, что дурные предчувствия порою не что иное, как замаскированные предрассудки. На бумаге все, несомненно, выглядело хорошо. Да, публикаций у Курта было немного, но он вел активную профессиональную деятельность, посещал конференции, делал доклады и, кажется, лично знал многих виднейших политологов. И рекомендации у него были безупречные, как мало у кого.

Правда, однажды вечером, вскоре после прибытия Курта в кампус, Гасу позвонили на домашний.

– Вам не стоит брать на работу профессора Райта, – без предисловий заявил звонивший.

Гас сначала подумал, что это кто-то из отборной комиссии, но звонок, судя по всему, был междугородний. Гас спросил, кто звонит, и услышал в ответ: “Неважно”. Важно, чтобы Гас понимал: Курт Райт – негодяй. Гас помнил, что на это лишь рассмеялся. Разве в научной среде так говорят? Такие понятия, как “негодяй”, давным-давно заменили другими – к примеру, “неподходящий”. Звонивший, кем бы он ни был, видимо, не в себе.