Бойямондо усмехнулся: – Ну, если не бояться мертвых… Можно войти через другой павильон, что подле Ипподрома, и до него тоже, я мыслю, путь пока чист. Потом довольно долго по катакомбам. Потом будет вход в усыпальницу монахов. О ней никто уже не помнит. Ее считают разрушенной, однако она еще вполне цела. Проходы из усыпальницы ведут прямо в крипту, и можно стать в конце коридора около входа.

– А ты проводишь меня?

– Баудолино, дружба дорога, но шкура еще дороже. Я тебе все хорошо объясню, ты парень сообразительный, найдешь дорогу. Годится?

Бойямондо все рассказал, как и что, и дал ему два смолистых бревешка. Баудолино вернулся к Бойди, спросил, боится ли тот мертвецов. – Какое там, – отвечал ему Бойди, – боюсь я только тех, кто живой. – Давай тогда так, – сказал Баудолино. – Возьми свою голову Крестителя, и я тебя отведу на их встречу. Сам постою в коридоре, посмотрим, что там задумал этот ненормальный. – Давай так давай, – отвечал на это Бойди.

В последний момент Баудолино о чем-то вспомнил, вернулся и взял свою собственную голову Иоанна, перемотал ее тряпкой, сунул за пазуху. Еще о чем-то вспомнил и засадил себе крепко за пояс те два арабских кинжала, которые были куплены на каллиполисском рынке.

38 Баудолино на разбирательстве

38

Баудолино на разбирательстве

Баудолино с Бойди дошли до Ипподрома, когда туда подступали языки пламени; кругом перепуганные ромеи кидались в стороны, крича, что пилигримы то тут, то там. Нашли указанный павильон, толкнули дверку, сбили хлипкий засов, спустились в подземелье, нашарили ход, зажгли полученные от Бойямондо факелы.

Идти пришлось немало, так как коридор вел с Ипподрома за самую Константинову стену. Потом они поднялись на несколько ступеней, оскальзываясь на слизи, и ощутили смертный смрад. Смердело не так, как, бывает, от свежих трупов, а это был тяжкий запах старой падали, мозгопрелого мяса, прошедшего разложение и иссохшего.

Идя подземным ходом (направо и налево ответвлялись коридоры, куда наши путники не смотрели), они миновали нишу за нишей, где обитали подземные жители: мертвецы живого вида. Они были безусловно мертвы, эти полностью одетые тела, воздвигнутые каждый в своем алькове, на железных, что ли, штырях, протыкающих тело со спины. Но время, похоже, не докончило разрушительную работу, потому что высохшие пергаментные лица, издырявленные пустыми глазами, искаженные беззубыми ухмылками, были будто не умершие. Тление не превратило покойников в скелеты, а всосало во внутренности тел высохшие, измельчившиеся кишки, сохранив не только остов, но и кожу, и даже некоторые мускулы.