Почти в конце сплетения коридоров они вошли в круговой зал, где купол был пробит, в отверстии сияло небо. Видимо, сделанный колодец служил для пропуска воздуха. Они загасили факелы. Без пламени, при слабом естественном свете, едва доходившем до ниш, мертвецы еще хуже пугали. Казалось, при свете дня им самое время ожить. Бойди, взглянув на них, перекрестился.

Наконец стало видно, что оттуда, где они стоят, есть проход прямо за колонны, окружающие крипту, где они в тот давний день ловили Зосиму. Друзья приблизились на цыпочках, поскольку из крипты сочился свет. Крипта, как и тогда, была освещена двумя треножниками. Не хватало только круглого таза – подточильника, над коим Зосима изображал чернокнижество. Под иконостасом уже переминались и нервничали Борон с Гийотом. Баудолино велел Бойди пройти кругом и появиться из-за иконостаса, как будто прибыв тем же путем, что другие, а он сам, Баудолино, не станет показываться.

Бойди вошел, другие встретили его без удивления. – Значит, Поэт тебе тоже объяснил, как дойти сюда, – произнес Борон. – Думаю, Баудолино не позван, в противном случае к чему конспирация? Ты знаешь, зачем нас сюда вызывают?

– Он поминал Братину и Зосиму и странно угрожал, – отвечал Бойди.

– Нам тоже, – отозвались Гийот с Бороном.

Послышался глас, будто бы шедший из уст Вседержителя на верхнем тябле иконостаса. Баудолино разглядел в глазницах Христа черные миндалевидные прорези: кто-то через икону глядел, что происходит в крипте. И искаженный голос все-таки узнавался, принадлежал Поэту. – Добро пожаловать, – сказал голос. – Вам я не виден, однако все вы мне видны. Я нацелил на вас лук и стрелы и могу пронзить каждого, кто захочет убежать.

– Да с чего это, Поэт? Что мы сделали? – спросил в испуге Борон.

– Вы знаете, что вы сделали. Знаете лучше меня. Сейчас мы разберемся. Входи, ничтожный. – Тут послышался полусдавленный стон, затем выступила из-за иконостаса шаткая фигура.

Хоть миновало немало лет и хоть пришедший тащился съежась, волочась, хоть борода и патлы из черных сделались белыми, было очевидно, что перед ними Зосима.

– Да, Зосима! – пророкотал Поэт. – Вчера я натолкнулся на него неожиданно. Он попрошайничал в переулке. Он слеп, все члены его выворочены, но это Зосима. Расскажи же друзьям, что с тобой случилось, когда ты бежал из резиденции Ардзруни.

Зосима жалобно повел рассказ. Он выкрал голову, в которой была спрятана Братина, и ударился в бега, но так как не только не имел при себе, а даже и никогда не видел карту Космы, он не знал, куда идти. Он ехал куда попало. Издох мул. Пришлось идти пешком по самым негостеприимным в мире землям. Глаза, помраченные от солнца, не отличали запада от востока, севера от юга. Набрел на город, населенный христианами, и был привечен. Он им сказал, что являет собой последнего Волхва, все остальные уже опочили в мире с Богом и возлежат в одном соборе на дальнем Западе. Он добавил возвышенным голосом, что при нем есть реликварий, где хранится священная Братина для отдачи пресвитеру Иоанну. Принимающим хозяевам приводилось уже слышать и о первой и о втором, так что они пали ниц перед Зосимой, ввели его торжественным ходом во храм, и там он воссел на епископское кресло, вслед за чем зажил, изрекая пророчества, давая советы о ведении дел. Еды и питья у него стало вдоволь, а общего уважения и того больше.