– У вас все же есть определенные обязательства, ради истории… – не унимается мама, и мне приходится бросить на нее предостерегающий взгляд.
На миг повисает молчание, которое нарушает оглушительный хохот сенатора.
– Да тут такая неразбериха, – грохочет он. – Мать Патриции ван Девендер возглавляет Совет, и после всей этой… ерунды с нашими детьми мы решили, что лучше нам не связываться пока с экскурсиями.
Скорей бы вернулся Стюарт. Вот уже второй раз упоминают о
– Нет, ну а что мы должны делать, Франсин? Никогда не произносить ее имени? Да у нас во дворе построена эта чертова свадебная беседка!
Миссис Уитворт тяжело вздыхает, а я напоминаю себе, что, по словам Стюарта, сенатору известна лишь часть истории, но вот мать знает все. И это «все», похоже, гораздо серьезнее, чем просто «ерунда с детьми».
– Евгения, – очаровательно улыбается миссис Уитворт, – я слышала, вы собираетесь стать писательницей. О чем же вы пишете?
Час от часу не легче.
– Я пишу колонку Мисс Мирны в «Джексон джорнал». Выходит каждый понедельник.
– О, наверное, наша Бесси читает, да, Стули? Надо будет спросить ее, если пойду в кухню.
– Ну, даже если до сих пор не читала, сейчас просто обязана, – хохочет сенатор.
– Стюарт говорил, вы занимаетесь и более серьезными предметами. Чем-то необычным?
Все глядят на меня – включая служанку, появившуюся в дверях с подносом. Стараюсь не смотреть в ее сторону, дабы не видеть того, что могу прочесть на ее лице.
– Я работаю над… некоторыми…
– Евгения пишет о жизни Иисуса Христа, – выдает мама, и я тут же припоминаю недавнюю ложь, преподнесенную в качестве объяснения моих вечерних отлучек для якобы «исследований».
– Что ж. – На миссис Уитворт это определенно производит впечатление. – Поистине достойная тема.
– И такая… важная. – Мне противен звук собственного голоса. Бросаю взгляд на маму. Она сияет.
Хлопает входная дверь, и люстра в холле откликается переливчатым звоном.
– Простите за опоздание.