Мужчина в белом халате – печально известный доктор? – возглавлял это шествие.

– Мы продолжаем успешно продвигаться в разработке методов массовой стерилизации с помощью радиации, – мысленно перевела я с немецкого его слова и вспомнила женщину с ожогами на животе, которая советовала мне держать рот на замке.

В палату вошли другие люди, и среди них я увидела шутцхафтлагерфюрера. Он стоял, заложив руки за спину.

Важный офицер поднял руку и подозвал его.

– Герр оберфюрер? У вас есть вопрос?

Тот указал на еврея, который нес бинты сестре:

– Вот этот.

Шутцхафтлагерфюрер кивнул одному из охранников, которые сопровождали процессию. Заключенного вывели из палаты.

– Это… – выразительно произнес оберфюрер, – адекватно.

Остальные офицеры слегка успокоились.

– Адекватное не впечатляет, – добавил оберфюрер и быстро вышел из палаты, остальные последовали за ним.

За обедом я взяла бульон, который мне дали. В нем вместо овощей или мяса плавала пуговица. Я закрыла глаза и представила, что́ ест гауптшарфюрер. Жареная свинина, это я знала, потому что в начале недели приносила ему меню из офицерской столовой. Свинину я ела всего раз в жизни – в доме у Шиманьски.

Я подумала, живут ли они до сих пор в Лодзи. Вспоминают ли о своих друзьях-евреях, интересуются ли, что с ними случилось.

Жареная свинина с зеленым горошком и вишневый демиглас – вот что обещало меню. Я не знала, что такое демиглас, но явственно ощутила на языке вкус вишни. Вспомнила, как мы ехали на повозке в деревню, где находилась фабрика отца Дарьи, с Йозеком и другими ребятами. Мы разложили еду для пикника на клетчатой скатерти, и Йозек затеял игру – он подбрасывал вишни и ловил их ртом. Я показала ему, как умею языком завязывать их плодоножки в узел.

Я думала об этом, о жареной свинине и пикниках, которые мы устраивали летом. Домохозяйка Дарьи давала нам с собой столько продуктов, что мы скармливали недоеденное уткам. Только представьте, у нас была лишняя еда! Я думала об этом и пыталась вспомнить вкус грецких орехов и чем он отличается от вкуса арахиса; размышляла, можно ли утратить вкусовые ощущения и происходит ли это так же, как пропадают функции отдельных частей тела, если их не использовать. Я целиком ушла в эти мысли и оттого сперва не услышала, что происходит у входа в палату.

Гауптшарфюрер орал на одну из медсестер:

– Думаете, у меня есть время разбираться с вашей некомпетентностью? Мне что, обращаться к шутцхафтлагерфюреру для решения такой мелкой проблемы?

– Нет, герр гауптшарфюрер. Я уверена, мы можем найти…

– Оставьте это. – Он заметил меня, подошел к подстилке, где я лежала, и грубо схватил меня за запястье. – Ты немедленно вернешься на работу. Ты больше не больна, – заявил он и потащил меня вон из палаты, по ступеням больничного крыльца и дальше через двор к административному зданию. Мне приходилось бежать, чтобы поспеть за ним.