В тот день ее оставили в бараке, но крики этой несчастной все равно были слышны. Одной из двух девушек, которых вешали, была ее сестра.
Их подвели к виселицам в обычных рабочих платьях, но без курток. Они смотрели на нас ясными глазами и высоко держали головы. Одна из них была похожа на девушку, оставшуюся в бараке.
Шутцхафтлагерфюрер стоял рядом с виселицами. По его команде другой офицер связал узницам руки за спиной. Первую заставили взобраться на помост, стоявший под виселицей, накинули ей на шею петлю. Толкнули вперед. Вторая последовала за ней. Они дергались, как пойманные на крючок рыбы.
Весь тот день за работой мне казалось, что я слышу крики младшей из сестер, казнь которой была отложена. На таком расстоянии это было невозможно, но ее крики впечатались в мозг и звучали в нем, как радиосигнал с тонущего корабля. Это заставило меня вспомнить свою сестру. Впервые я подумала, что, может быть, Бася была права, она избегла ужасов жизни в таком месте, как это. Если знаешь, что умрешь, не лучше ли самому избрать время и место, вместо того чтобы ждать, пока судьба обрушится на тебя, как молот на наковальню? Что, если Бася совершила этот поступок не из отчаяния, а использовала последний шанс, когда могла сама распоряжаться своей жизнью? На прошлой неделе гауптшарфюрер спас меня, но это не означает, что он и дальше будет проявлять такую же душевную щедрость. Полагаться я могла только на саму себя.
Наверное, так же думала младшая из сестер, оставшаяся в моем бараке, когда начала переправлять порох мятежникам. Она ничем не отличалась от Баси. Они обе просто искали выход.
Я была так рассеянна, что гауптшарфюрер спросил, не болит ли у меня голова. Голова болела, но я знала, что станет только хуже, когда я по окончании работы вернусь в барак.
Как оказалось, я беспокоилась напрасно. Младшую сестру и четвертую девушку повесили сразу после захода солнца, перед поверкой. Я старалась не смотреть на виселицы, проходя мимо, но слышала, как скрипит дерево, когда поворачиваются на веревках тела этих жутких балерин, и как хлопает ткань их юбок под порывами ветра.
Однажды ночью стало так холодно, что, когда мы проснулись, волосы у нас были покрыты инеем. Утром, когда нам раздавали пайки, старшая по бараку взяла у одной из женщин оловянную кружку с кофе и подбросила ее вверх. Выплеснувшаяся жидкость мигом замерзла, превратившись в огромное белое облако. Патрульные собаки, стоявшие рядом с охранниками на поверке, скулили, приподнимали с обледенелой земли то одну лапу, то другую и поджимали хвосты. А у нас до полной потери чувствительности немели руки и ноги. По дороге на работы мы кутались в шарфы, стараясь уберечь от обморожения носы и щеки.