Арнау взял ее за руку и посмотрел в глаза:

– Мама, между нами нет никакого барьера.

– Ты наверняка молишься о моем обращении в веру.

Она произнесла эти слова язвительно и тут же пожалела об этом. Он же, напротив, слегка улыбнулся, правда не до конца, поскольку задумался о чем-то, и наконец сказал со свойственными ему самообладанием и уверенностью, которым научился явно не у нее, кто я такой, чтобы пытаться изменить твой взгляд на мир. Если я молюсь о тебе, то лишь затем, чтобы ты осталась таким же хорошим человеком, каким была всегда.

Проклятый монах, всегда имевший наготове самый либеральный, самый толерантный, самый умный, самый логичный и успокоительный ответ, словно он заранее обдумал и взвесил его. Словно вся жизнь целиком начертана у него на карте Истины, и ему нужно лишь развернуть какую-то часть этой карты, чтобы в случае сомнения свериться с ней. И на все у него есть ответ, и никаких сомнений, ибо он играет в команде самого Бога.

– Как бы я хотела верить в Бога. Ведь это истинное облегчение верить во что-то…

Арнау был слишком разумен, чтобы отвечать на такие заявления, поэтому он промолчал, но наверняка в этом он был с ней согласен. Тина продолжила:

– Но все, что связано с Богом, – неразрешимая загадка для меня.

– А для меня – нет. Загадка требует поиска доказательств, решений, ответов… Для меня Бог – это тайна, и пытаться познать ее можно лишь через веру.

– То есть ты не нуждаешься в доказательствах?

– Вера держится на вере, а не на доказательствах.

– И ты мой сын?

– Так я полагаю.

Тина замолчала, потому что действительно не знала, что сказать. Однако воцарившееся молчание тяготило ее. Но еще больше ее угнетало то, что оно нисколько не волновало Арнау. Ей захотелось немедленно, все равно как, прервать затянувшуюся паузу.

– Здесь очень холодно?

– Нет.

– Но тебе нужна одежда? Вы прилично питаетесь?

– Как поживает Жорди?

– Твой отец не знает, что я поехала к тебе.

– А почему ты не хочешь, чтобы он узнал?