— Я так благодарен вам, господа, за собачек. Я возьму их с собой в Гондурас. В самолёте отведено для них отдельное место. Я навёл справки. В Гондурасе нет собачек корги. Я займусь их разведением, и это даст мне средства к существованию.

— Торопитесь, господин Аполинарьев, вы идёте не на заседание кабинета. Лётчики не могут ждать, — Светоч оттирал о ковёр мокрую туфлю.

— Иду, иду! Нора, Флора, ко мне! Зюзик, Пузик, идите к своему папочке! Видите ли, их очень любила покойная жена. У нас не было детей, и собачки стали нам как дети. Они для меня — память о жене. Признаюсь, я испытываю к ним отцовские и отчасти материнские чувства!

Лемнера раздражал исходящий от Аполинарьева запах псины. Хотелось устранить из жизни не Аполинарьева, а запах псины. Не его вина в том, что Аполинарьев и запах псины были неразделимы.

Они шли по коридору, зимнему саду, стеклянной галерее. Аполинарьев в корсете шагал прямо, щеголяя выправкой, как знаменосец. Собачки бежали рядом, вились вокруг его ног. Аполинарьев порывался их погладить, но мешал корсет.

В бетонном коридоре под лампами у собачек, как у ночных бабочек, загорались глаза, зелёные, рубиновые, золотые, синие. Множество цветных огоньков летало вокруг Аполинарьева и мешало прицелиться. Лемнер, вытянул руку с пистолетом, боялся промахнуться. Он дождался, когда Аполинарьев, худой, высокий, с выправкой офицера, попал под свет лампы. Цветные огоньки погасли. Лемнер выстрелил. Аполинарьев упал, длинный, как струганая доска. Собачки, испугавшись выстрела, разбежались, а увидев лежащего хозяина, подбежали, облепили его и дрожали. Мешали врачу. Тот отгонял собачек, а они пищали.

Лемнер смотрел на убитого Аполинарьева и старался понять, исчезла ли помеха. Помеха оставалась.

Анатолий Ефремович Чулаки имел вид растерзанный и буйный. Из зала суда его вывели голым, насильно одели, связали, чтобы не раздирал раны, и сняли путы в номере перед тем, как вошли Светоч и Лемнер. Зелёный пиджак Чулаки треснул под мышкой, брюки были измызганы, узел малинового галстука съехал на затылок, а сам галстук висел на спине. В номере пахло мёртвой материей и одеколоном. Так пахнут морги, где покойников готовят к выдаче родственникам. Чулаки, увидев Светоча и Лемнера, воздел кулаки, призывая небо рухнуть.

— Пришли увидеть сломленного и униженного Чулаки? Увидеть, как Чулаки ползает на коленях и просит пощады? Чулаки никогда не ползал на коленях. Ползали перед ним другие. И вы, и вы будете ползать и умолять о пощаде! Но пощады не будет! Слышите, от Чулаки пощады не будет!