И в грохоте барабанов, звоне бубнов, вое дудок, окружённый жонглёрами, канатоходцами, русалками, в толпе колдунов, ведьм, золотых рыбок, в обществе Татьяны Лариной и Евгения Онегина, Мазепы и Карла Двенадцатого, Петра Первого и Екатерины Второй, жён непорочных и отцов-пустынников — среди всего этого танцующего, пляшущего, плюющего, жующего окружения появится Пушкин. В цилиндре, фраке, с тихой улыбкой. То будет мэр в облачении поэта. У него в руках большой золочёный ключ от кремлёвских ворот. Пушкин, любезно раскланиваясь, на бархатной подушке преподносит Лемнеру ключ от Москвы.

Лемнер, по пояс в люке, нёсся в головном транспортёре, как железный кентавр. Мимо летели снега, туманились города, синели леса. Он был волен, «могуч и яростен, как бой». Он мчался к Величию. Вся его жизнь была бой за Величие. Он выиграл этот бой, оказался наедине с Русской историей. Она распахнёт перед ним врата Успенского собора, зажжёт бесчисленные лампады и возложит на него золотой венец.

Он вдруг подумал о Лане. Её любимое лицо всплыло из снежных полей и синих лесов. Он отмахнулся от неё, прогнал туда, откуда она явилась. В снежные поля и синие леса, в прошлое, от которого отвернулся. Мчался в будущее, восхитительное, светоносное.

Трасса была пустой, без машин. Машины в страхе разбегались, увиливали от колонны, прятались на соседних дорогах, забивали просёлки. Таков был порыв колонны, что весть о ней, как ударная волна, летела впереди, сметая преграды. Трасса, тёмная, прямая, отливала сталью. Лемнер чувствовал её, как линию жизни, ведущую от рождения к Величию.

Осталась в стороне Тула в железном тумане оборонных заводов. Впереди был Серпухов. За Окой начинались московские земли. Границу московских земель бэтээр перелетит, как буран.

Лемнер увидел впереди на тёмной трассе едва различимое белое пятнышко. Пятнышко приближалось, увеличивалось, светилось, было живым. Это был человек. Лемнер сквозь набегавшие от ветра слёзы хотел его разглядеть. Девочка в белом платье, в белых чулочках, в светлых туфельках стояла на дороге, брошенная среди зимних полей. На ней не было шапки, волосы кудряшками падали к плечам. В ней было сиротское, мучительное, беззащитное. Она мешала колонне, была помехой на его пути к Величию. Её послала всё та же сила, что не желала ему победы, не пускала к Величию.

Девочка приближалась. Были видны её голые ручки, криво поставленные тонкие ножки, бледное, несчастное, с испуганными глазами лицо.

— Командир! — крикнул механик-водитель из глубины бэтээра. — Я стопорю!

— Вперёд! — рявкнул Лемнер, раскрывая губы в длинном оскале. — Вперёд! Убью!