Светлый фон

Вестибюль был пуст, если не считать нескольких фотографов и мелких публицистов, слонявшихся на ступеньках. Время от времени двери открывались, и люди устремлялись в залы ожидания. Но его никто не беспокоил, и не случайно. Выражение его лица отбивало у встречных желание завязать беседу.

Шейн так быстро вышел из туалета в аэропорту, что не успел проверить, как выглядит. В кобальтово-синем костюме Tom Ford, который он не помнил, как покупал или упаковывал, небритый и с отсутствующим взглядом. Он весь день провел в напряжении. Не ел. Он все еще был на взводе. Он потерял Тая.

Tom Ford

К тому времени, когда Шейн добрался до больницы, Тай был на аппарате искусственной вентиляции легких и не реагировал на происходящее. Шейн держал его большую, мягкую руку, призывая очнуться. Он торговался с ним, обещая, что сделает все, чтобы Тай был в безопасности, что будет прилетать в Провиденс раз в месяц – нет, два раза в месяц. Он купит квартиру в городе и поселит в ней Тая. Шейн говорил, что ему больше никогда не придется ввязываться в опасные приключения из-за денег, что он даст Таю все, что нужно. В конце концов он повторял названия планет снова и снова, пока его голос не надломился и тщетность любых слов не пронзила его болью в самое сердце.

Все было бесполезно. Тай ушел. Шейн попро-щался.

Его потеря казалась слишком большой, слишком жестокой, чтобы с ней справиться. Но, несмотря на внутреннее ощущение опустошенности, он заставил себя идти вперед. Сейчас он мог думать только об одном: что он скажет Еве.

На этот раз он будет готов. Это будет не так, как неделю назад, когда он явился и действовал по наитию. Она заслуживала большего.

В самолете он написал целую речь.

Репетировал во взятой напрокат машине, на которой спешил к месту проведения церемонии. И сейчас, шагая по вестибюлю, он снова проговаривал нужные слова.

Шейн был готов. Пока Ева не ворвалась в двери вестибюля, поразив его до глубины души.

Она взволнованно вздохнула и поморщилась, прижав пальцы к виску. Он увидел шквал эмоций, скользнувших по ее лицу, а потом… ничего. Она застыла в ледяном, пугающем спокойствии.

Шейн забыл все, что собирался сказать.

– Привет, – проговорила она.

– Привет, – прохрипел он и не узнал своего голоса. Он не разговаривал уже несколько часов. Прочистив горло, он пошел в ее сторону. Она скрестила руки на груди, и он, правильно истолковав намек, остановился в нескольких шагах от нее.

Боже, от вида Евы захватывало дух, даже поодаль. Сердце Шейна сжалась.

– Прости меня, – произнес он.

– Не извиняйся.

– Я все объясню.