Это признание выбивает почву из-под ног. Он не хочет отдавать меня другому? Но разве я когда-либо принадлежала ему? Принадлежать ему. Сердце бьется чаще только при мысли, что я могла бы принадлежать кому-то настолько… недосягаемому.

Он отворачивается, я обращаю на него долгий взгляд: не изучающий – я и без того знаю каждую черточку на его прекрасном лице, но пристальный, очень внимательный. Его ресницы попадают в свет пламени свечи, и я могу сосчитать каждую. Они такие длинные. Это так нелепо! Мне двадцать пять лет, я атеистка, у меня диплом Гарвардской юридической школы и куча выигранных дел за спиной, а я преклоняю колени в церкви Святого Евстафия, затая дыхание, наблюдаю за молящимся священником тридцати трех лет, который ничего мне не обещал и не пообещает. Он не может. Он не принадлежит себе.

– Злишься? – шепчу я.

– Решение принято.

– Да. Спасибо.

– За что?

– Это ведь ты уговорил Доктора выдать меня за Прикли.

– Напротив, я просил этого не делать. Йенс впервые меня не послушал. Моя кандидатура была иной.

– Какой же?

– Питер Арго.

– Что?

Он поворачивает голову.

– Так это ты надоумил его устроить этот спектакль?

– Он хотел этого сам. Я лишь подтвердил, что это отличная идея.

– Да он в жизни не пришел бы к тебе за советом.

– Он и не приходил.

– Что?

– У меня в кабинете сломалось кресло…

– Кресло?