Я быстро учусь, и извлекать из боли удовольствие я тоже умею. Оно переплетается с жаром, что пылает на спине, отзываясь трепетом внизу живота. Изо рта вырывается стон, и удары прекращаются. Я молю его продолжить: то ли мысленно, то ли вслух. Последний удар выходит настолько сильным, что тело разрезает на части. Это он – тот самый удар, который должен положить всему конец. Я должна положить всему конец. Боли слишком много. Даже для такой, как я. Глубокая, чрезмерная, опьяняющая, интимная – она больше, чем поцелуй, больше, чем секс. За гранью понимания. На кончиках пальцев. Но я не останавливаю его, и он ударяет еще. Вскрикиваю и открываю глаза, но ничего не вижу. Чернота затягивает. Темная бездна. Я теряюсь в небытии. Ни боли, ни страха, ни удовольствия. По щекам проходится легкий ветерок, растрепав волосы, собранные на затылке.

Передо мной появляется бело-красный шатер цирка Сида Арго. Флоренсид.

Я врываюсь в темноту – шорох тента – у меня мало времени. Лечу, мчусь и стремлюсь. К нему. Пусто. И только в углу манежа лежит одинокое тельце попугая. Ара – один из немногих видов, умеющих говорить. Птичку зовут Жак. Красно-сине-зеленые перышки потеряли блеск. Глазки-пуговки закрыты. Он спит?

– Он мертв.

Я оборачиваюсь на голос. Бросаюсь к Сиду в объятия, прижимаюсь, чтобы почувствовать его тело и тепло, запомнить запах и размеренное дыхание. Но он ничем не пахнет, не дышит. Нехотя отстраняюсь и поднимаю взгляд к его лицу, бескровному, отдающему синевой и чистому – без единой веснушки. Он белый, как полотно, холодный, как смерть. Но это он. Это все еще он.

– Сид… Я… я… – голос раз за разом срывается, но я не оставляю попыток продолжить, – я так скучала по тебе. Тебя так долго не было.

– Ты должна отпустить меня, Флоренс Вёрстайл. – Он прижимается ледяными губами к моему лбу – дрожь пробирает до костей.

– Я никогда не отпущу тебя. Никогда не позволю тебе остаться одному.

– Ты с самого начала знала, что это неправильно. Тебе нельзя возвращаться сюда.

– В Корк или Флоренсид?

Он отступает, оглядывая манеж грустными выцветшими глазами.

– Я был счастлив здесь, пока ты была счастлива там. Но в последнее время в цирке не было представлений. Никто не приходит. Ты убиваешь себя, Флоренс Вёрстайл.

– Я начала это задолго до возвращения в Корк.

– И я не хочу на это смотреть.

– Я думала, что так смогу увидеть тебя. Если бы ты только пришел, если бы сказал…

– Я здесь, – он указывает на мое сердце. – И тут, – дотрагивается до виска. – Тебе не нужно видеть меня, чтобы знать это. И если ты хочешь, чтобы я был счастлив, отпусти меня – верни свою жизнь.